Пальмгрен стал ее наставником сразу после того, как приключился «Весь Этот Кошмар». Он настоял на том, чтобы встречаться с ней по плану, минимум один раз в месяц, а иногда чаще. После того как она переехала обратно на Лундагатан, они к тому же оказались почти соседями; он жил на Хурнсгатан, всего в двух кварталах от нее, и они регулярно, просто сталкиваясь на улице, ходили вместе пить кофе в «Гриффи» или в какое-нибудь другое кафе поблизости. Пальмгрен никогда не навязывал ей свое общество, но иногда навещал ее с маленьким подарком на день рождения. Он приглашал ее заходить в любое время. Правда, этой привилегией она пользовалась редко, но после переезда начала праздновать у него Рождество, предварительно посетив мать. Они ели рождественский окорок и играли в шахматы. Игра ее совершенно не интересовала, но, освоив правила, она не проиграла ни одной партии. Он был вдовцом, и Лисбет Саландер считала себя обязанной скрашивать ему одиночество в праздники.
Она рассматривала это как долг по отношению к нему, а свои долги она всегда возвращала.
Именно Пальмгрен сдавал квартиру, принадлежащую ее матери, пока Лисбет не понадобилось собственное жилье. Квартира была маленькой — сорок девять квадратных метров — и давно требовала ремонта, но все-таки это была крыша над головой.
Теперь Лисбет осталась без Пальмгрена, и еще одна ее связь с окружающим миром оборвалась. Нильс Бьюрман был человеком совершенно иного склада. Проводить у него дома сочельник она не намеревалась. Самым первым его шагом стало введение новых правил пользования банковским счетом, на который ей переводили зарплату. Пальмгрен спокойно вышел за рамки закона об опекунстве, позволив ей распоряжаться своими средствами самой. Она оплачивала счета, а сэкономленные деньги могла тратить по собственному усмотрению.
Когда за неделю до Рождества Бьюрман пригласил ее на встречу, она заранее подготовилась и попыталась объяснить ему, что его предшественник доверял ей и не имел причин об этом сожалеть. Пальмгрен позволял ей самой разбираться со своими делами, не вмешиваясь в ее личную жизнь.
— Это как раз одна из проблем, — ответил Бьюрман, постучав по ее журналу.
Он прочел целую лекцию о правилах и государственных постановлениях, касавшихся опекунства, а затем объявил об установлении нового порядка.
— Значит, он предоставлял тебе полную свободу? Любопытно, почему ему это сходило с рук?
«Потому что он был чокнутым социал-демократом, посвятившим трудным детям почти сорок лет», — мысленно ответила Лисбет.
— Я уже не ребенок, — сказала она вслух, словно это все объясняло.
— Да, ты не ребенок. Но меня назначили твоим опекуном, и пока я являюсь таковым, я несу за тебя юридическую и экономическую ответственность.
Первым делом он открыл на ее имя новый счет, о котором ей предстояло сообщить в расчетный отдел «Милтон секьюрити» и в дальнейшем пользоваться только им. Саландер поняла, что настали черные времена: адвокат Бьюрман будет оплачивать ее счета и выдавать ей каждый месяц определенную сумму на карманные расходы. К тому же за эти свои расходы она должна отчитываться, предъявляя чеки. «На еду, одежду, походы в кино и тому подобное» он решил выдавать ей тысячу четыреста крон в неделю.
В зависимости от того, сколько она брала работы, Лисбет Саландер получала около ста шестидесяти тысяч крон в год. Она легко могла бы удвоить эту сумму, перейдя на полный рабочий день и берясь за все поручения, которые ей предлагал Драган Арманский, но потребностей у нее было мало, и она тратила не особенно много денег. Квартплата составляла около двух тысяч в месяц, и, несмотря на скромные доходы, у нее на счету накопилось девяносто тысяч крон. И теперь она, следовательно, лишалась к ним доступа.
— Дело в том, что я отвечаю за твои деньги, — объяснил адвокат. — Ты должна делать сбережения на будущее. Но не волнуйся, я всем этим займусь.
«Сволочь, я всем этим занимаюсь сама с тех пор, как мне исполнилось десять!»
— В социальном плане ты ведешь себя достаточно хорошо, чтобы тебя не требовалось помещать в интернат, но общество несет за тебя ответственность.
Он подробно расспросил, в чем состоят ее рабочие обязанности в «Милтон секьюрити». Чутье побудило ее солгать о роде своих занятий: Саландер описала свои самые первые недели в офисе, и у адвоката Бьюрмана сложилось впечатление, что она варит кофе и сортирует почту. Ответы его, похоже, устроили — он счел все это вполне подходящими занятиями для человека с некоторым приветом.
Почему она скрыла правду, она не знала, но осталась при убеждении, что решение было мудрым. Если бы адвокат Бьюрман значился в списке насекомых, пребывающих на грани исчезновения, она бы, не раздумывая, раздавила его каблуком.