– Нет… Я верю в то, что мы не можем знать всего, но нам это нужно – все знать… Нам нужен кто-то, кто все знает… И я верю, что он существует – тот, кто сильнее нас… и у него до нас дело, как и у нас до него…
– Это и есть – бог…
– Тогда богом может быть и офицер, и “защитник”… Вы же сберегли наши силы, а этот “защитник” облегчил нам жизнь…
Офицер погасил глаза, темнея, отворачиваясь от сияния Хантэрхайма, лучащегося звездным светом среди бескрайних снегов…
– Нет, Ханс.
– Но как же?..
– Не верь мне, как этому “защитнику”. Я не знаю… И он… Он сделан мной… И он – не знает…
– Но он так помог нам…
– Нет, я допустил… Ханс, я отключу его. Он – опасен для вас.
– Но он…
– И я опасен для вас. Мне здесь не место, Ханс. Я не могу жить так, как вы.
– Вы хоть попробуйте… Что вам терять теперь?..
– Что терять? Честь, Ханс.
– Может, вы и сделали что-то не так, но вы ведь не специально, вы ведь все исправите… Главное, что вы – постараетесь все исправить… И я, и Олаф – мы все время стараемся исправить все, что сделали не так… А мы все время что-то не так делаем… Мы столько всего друг другу прощаем, когда видим, что стремимся к осознанию и исправлению всего такого…
– Я не могу себе этого простить.
– А вы попытайтесь… Отчего же не простить себе что-то, что простят другие?..
– Нельзя прощать себя, когда другие прощают, не понимая всей вины.
– Знаете, если б мы с Олафом так совестью угрызались, она б нас давно съела…
– Тех, кто провинился сильнее других, она грызет дольше…
– Нас она только покусывает, как этот мороз…
– Я предатель… Я предал систему, предал вас…
– Но вы не предали себя… А тот, кто не предает себя – совершает ошибку, а не преступление… Вы же все с хорошими побуждениями делали – вы же считали, что поступаете так, как должно… Ведь все началось, когда вы решили сохранить мне жизнь… Вы же не знали, что обстоятельства не позволят вам вернуться в систему к сроку, заставив отречься от службы режиму… Вы не знали, что Олаф не перестанет угрожать вам, несмотря на все ваши старания… Ясно, что вы не великий воин, неподдающийся страху смерти никогда и нигде… Вы не пройдете через подземелья карателей ради служения режиму, вы не пойдете на снежного зверя ради убеждений Олафа… Но вы и не уничтожите невинного ради системы или охоты… Вы не такой герой, а – другой…
– Я вообще не герой, Ханс…
– Но вы не попрали человека в себе ради служения системе или свободе… Вы совершили подвиг, о котором не будут кричать целые армии, но о котором буду помнить я. Вы ведь из-за меня пожертвовали всем… А могли пожертвовать добротой ко мне, сохранив все блага… Вы же не раскаиваетесь в том, что не убили меня тогда, когда я скрутил вам руки…
– Нет, Ханс. Но я раскаиваюсь во всем остальном.
– А остальное – следствие этого поступка… Не корите себя за это, если не упрекаете себя в том, что сохранили мне жизнь…
– Не пытайся оправдать меня.
– Мне не надо оправдывать вас – я вас не обвиняю.
– Я так и думал, что ты все понял… Ты все понимаешь – даже то, чего не понимаю я…
– Мне же очень надо все понимать – мне же ничего не известно…
– Знания задают мыслям ход, загоняя их в заезженную колею… Из этой колеи сложно выйти – сложно посмотреть на мир незамутненным взглядом… Это привычка мыслить так, а не иначе… Это привычка, сберегающая наши силы, но туманящая наш разум… Она никогда не позволяет нам видеть ясно. Я смотрю через нее в снежное сияние глазами, открытыми для другого света и не видящими этого сияния. А Олаф смотрит через нее суженными глазами хищника, видя одну только жертву. Наши мысли закодированы только для одной стороны жизни, и нам тяжело избавиться от этих кодировок, окинув взглядом ее всю – всю жизнь.
– Но ведь вы можете…
– Я не знаю, могу или нет – эти коды пустили крепкие корни, оплетшие мой разум тюремной решеткой…
– Вы сможете, раз уж это понимаете. Вам нужно только время – так дайте его себе, потерпите уж все это как-нибудь… Я долго терпел, пока разобрался хоть как-то… хоть в чем-то… И теперь – терплю…
Фламмер вскинул на меня пламенеющие глаза, в которых отразились лучи холодного сияния Хантэрхайма… Хоть бы он справился… Хоть бы он не погасил этого упрямого огня, дающего ему силы жить – пусть и среди зверей, среди чудовищ…
Запись№16