Цикл «Историк». Рассказ II - «После жизни»

– Мы приносили смерти все большие жертвы, стараясь взять у нее все большее время, нужное нам для разработки оружия, способного уничтожить ее, – смерть. Мы создали бессмертие, овладев ее временем, но стали отдавать его ей взамен способности овладеть ее пространством. Мы воевали, убивая вечно молодых воинов, расчищая территории их жизней, расширяя территории для жизней наших… И в этой войне мы потеряли все… Мы вернули смерти – все…

– Мне все равно, Хакай… И не вам – не живому – рассуждать о смерти. А мне все равно… Я смотрю не на шпили крепостей системы, приносящих в жертвы целые армии, а на моих бойцов, которым нечего дать смерти, кроме крыс… За крыс им даются считанные дни, но они – живут… Они, не горюя, встречают и провожают их, не сжигая их войной, не травя их злом, стремящимся урвать еще и еще… Я смотрю на них и забываю жадность, заставляющую меня бросать “сегодня”, хватая “завтра”… Я смотрю на небо, Хакай, и вижу не его обрывок в бойницах штаба Ясного – я вижу его все… Я дышу ветром, разогнанным этими просторами, а не вентиляторами Центрального управлении СГБ… И мне все равно, чьи разведчики выслеживают меня, чьи бойцы ступают по моему следу… Я просто счастлив, Хакай! Впервые! А вы не знаете, что это – счастье… Как не знал я, когда был окружен не этими оборванными дезертирами, а высшими офицерами СГБ.

– Вы бредите, Горный. Вы с радостью встречаете день, разрушающий вас, разрушающий все… Вы бредите…

– Возможно, это бред. Но мне это безразлично.

– Вы больны, Горный…

– Да, болен. Впервые. Я болен впервые, потому что я впервые жив. Оставьте меня в покое, Хакай… Меня и моих людей – мой полк… “полк без командира”…

Хакай вздрогнул, останавливая на мне непонимающий взгляд… Но сразу перевел глаза на мрак открытого коридора… Темный зверь с холодным разумом вступил в полумрак в обличье офицера S12 – Тишинский… Я замер, не справляясь с перебитым хрипом дыханием… Но Олаф, будто обернувшись волком, метнулся ко мне… и его холодный клинок отражает его широко открытые тусклому свету глаза, в которых бушует буран, ограждая меня сиянием севера от ночной тьмы… А Ханс с тупым спокойствием упер дуло излучателя в грудь призрачного “дракона”… Я вдохнул ветер всей грудью, смотря в лицо этим видениям системы через прорези глазниц зверя, кровь которого была пролита, чтоб горячить мою кровь…

– Вы, оба, уйдите… Их не убить – они не живы… “Дракон” явится из Пустоты столько раз, сколько потребует его незавершенная задача… А Снегов бросит наземь столько “теней”, сколько будет разбито светом… Они всесильны… Но они – только призраки системы… Без системы их нет. Они скованы с системой, как мы – с жизнью… И им, бессильным вне системы, не отнять у нас, свободных, жизни… Они не способны уничтожить нашу жизнь, как мы не способны уничтожить их систему… Мы с ними – не пересекающиеся параллели, существующие розно, в разных измерениях, в разных системах координат!

Тишинский окружен “защитниками”, пришедшими на его зов… Его глаза раздирают меня злобой, дарованной страхом… И я счастлив, ломая иглы его скрытых мыслей, поднятых на меня штыками… Его “защитники” подключают оружие, но мне все равно… Я не отпущу его… И я буду пить его кровь – кровь врага… И моих зубов, впившихся ему в горло, не разожмет моя смерть… Смерть подошла ко мне вплотную, и я не отступлю, не позволю ей перейти в наступление… я убью ее или умру вместе с ней…

Вдруг Тишинский поднял голову, замерев… развернулся и ушел во мрак, забирая светлых “защитников”… Хакай молча последовал за ним, оставляя меня, горящего и сжигающего гневом, как огнем… Его отозвали… Его – “цепного”… Снегов снова натянул цепь, сковывающую с ним его “тень”, но Тишинский вернется… и я встречу его.

Я клацнул зубами… Глупо получилось, но я с собой не справился – очень захотелось его укусить – Тишинского… Но как-то духа не хватило. А вообще, я его знаю – Тишинского… Не лично, конечно, но я читал о нем во многих отчетах… Этот офицер прав. Как зверь, как хищник, я его мнение полностью разделяю. Вот только я бы, наверное, так не смог… Я бы деру дал. Мы – коты – всегда так делаем. Зашипим, проверяя врага на прочность, – и деру даем, когда враг не боится ложной угрозы… Это медведи так дерутся, как эти солдаты, – нападают, когда им угрожает кто-то, и пошли рубиться когтями до чьей-то смерти… Им, просто, обычно деваться некуда – они ж на открытой местности обитают… обитали, вернее, – эти древние вымершие зверюги… А мы осторожные… Мы – скрываемся… во мраке. Вот как. Мы серьезно деремся только тогда, когда нас хватают, а не только угрожают схватить… Айнер теперь знает, как это – нас жестко хватать… Он получил по заслугам. Да. Ему полезно. А так, когда никто вроде Айнера нам не угрожает, мы для вида, скорее, когтями машем… Конечно, когти ведь беречь надо… А зубы – особенно. Они ж, как когти не растут, когда их сломаешь.