Цикл аномалии

— Ты была в душе?

— Конечно, я была в душе. Как еще я должна была смыть краску?

Мне стало так стыдно, что я чуть не упала со скамейки.

— Я же не была… там?

Воробей смотрела на тепло, расцветающее на моем лице, ухмыляясь.

— Нет, я была в душе. Ты стояла снаружи, блокируя дверь.

— Это… это намного хуже! — взвыла я. — Я просто стояла снаружи и смотрела, как ты принимаешь душ? И ты позволила мне? Что, черт возьми, с тобой?

— В этом ты была леди, — заверила меня Воробей. — Все время не сводила глаз с моей шеи. И я не могла сдвинуть тебя с места, не сломав чего-нибудь — ни двери, ни твоих костей. В конце концов, ты ушла, — добавила она. — Значит, никакого вреда не было.

— Никакого вреда…? — только эти слова я смогла произнести. Остальное, что я хотела сказать, попало в огонь, пульсирующий на моих щеках, и испарилось.

Воробья, похоже, это совершенно не беспокоило. Ее лицо осталось спокойным, а ее глаза впились в меня. Наверное, меньшее, что я могла сделать, это сидеть спокойно и позволить ей некоторое время смотреть на меня. Я должна была позволить ей это.

— Нагота беспокоит меня не так сильно, как тебя.

Да, потому что ты идеальна, подумала я. Если бы я была сложена как Воробей, я бы чувствовала себя намного лучше в своей коже — в основном потому, что мне не нужно было бы беспокоиться о том, что люди увидят все веснушки на моей заднице. Однажды я повернулась в зеркале и чуть не ослепла.

Было похоже на пару перепелиных яиц сзади.

— Так ты знаешь о микрочипах? — сказала я, отчаянно пытаясь увести разговор от наготы.

Воробей закатила глаза.

— Нет, я больше не буду, Шарли.

— Что не будешь?

— Я больше не буду с тобой разговаривать! В прошлый раз это заняло три часа!

Три часа? Меня не было три часа?

Нет, не было. Я очнулась и ходила вокруг, заманила Воробья в ловушку в душе и задала ей тысячу вопросов — но почему-то ни один ответ не всплыл в голове.

— Что мне дал Фрэнк? — спросила я. — Как я могла ходить и говорить, но ничего не помню?

Воробей пожимает плечами. Она внимательно наблюдает за мной, дожевывая последний кусочек своего печенья.

— Так ты ничего мне не скажешь?

— Неа.

— Давай, просто дай мне несколько быстрых ответов.

— Нет. И знаешь, почему? — Воробей наклонилась над подносом, и ее пальцы крепко сцепились. — Потому что, если я отвечу на один вопрос, будет другой. И другой. И я подниму глаза и пойму, что потратила весь вечер, отвечая на ту же чушь, на которую отвечала раньше.

— Это не чушь! Это важно!

— Возможно, для тебя так оно и есть, — прямо сказала Воробей. Ее глаза сияли страстью, которая не совсем соответствовала спокойствию в ее голосе. — Может, тебе важно знать обо всем этом, чтобы ты могла сбежать из Учреждения и вернуться к ударам камнями, пока ты не научишься добывать огонь…

— О, я знаю, как разжечь огонь.

— …но я счастлива здесь. Мне здесь нравится. Так что, если хочешь задавать вопросы, ломать вещи и злить Фрэнка, делай это сама.

— Хорошо, хорошо. Я не буду задавать кучу вопросов о чипах, — быстро сказала я, когда Воробей встала, чтобы уйти. — Но ответь только на это: я что-нибудь говорила тебе?

— Что-нибудь?

— Да, я говорила тебе о… Не знаю, говорила ли я что-нибудь, что звучало так, будто это может быть личным? Или я сделала что-то странное?

Теперь, когда я знала, что последние три часа я была практически не в себе, я была обеспокоена тем, что могла сказать что-то смущающее. Или что я могла найти какое-то незапертое оборудование и взорвать — не то чтобы я была настолько глупа, чтобы взорвать Учреждение…

Но я не была уверена.

Глаза Воробья на миг поднялись к потолку, и у меня перехватило дыхание.

— Нет.

— Нет? Ты уверена?

— Да. Ты задавала мне вопросы, заперла меня в душе, пока я не ответила на них, а потом я помогла тебе одеться, и мы…

— Что значит, ты помогла мне одеться? — пробормотала я.

Воробей приподняла бровь; на ее губах играла насмешливая улыбка.

— Ну, ты не могла прийти на ужин в больничном халате.

— Почему, черт возьми, нет?

— Они все открыты сзади, — она постучала по скамейке носком сапога. — Никто не хочет сидеть голой задницей на холодном металлическом сиденье.

Я была в шоке. Я застыла от унижения. Воробей выбросила свой поднос и направилась к двери, когда у меня, наконец, хватило духу крикнуть:

— Его открыли сзади?

— Это было. Они все такие.

— Так ты… ты видела мои веснушки?

Она пошла через дверной проем спиной вперед, ухмыляясь, когда ответила:

— Ага.

* * *

Прошло две недели. Не думаю, что я спала больше десяти часов за все это время. Внутри Учреждения было ужасно тихо: очевидно, оно было построено для того, чтобы вместить целую кучу людей, но пока единственной, кого я видела, была Воробей. Даже Фрэнк исчез.

После того, как он разрезал мне голову и накачал меня веществами, я не спала всю ночь, думая о том, что я собиралась ему сказать — думая о том, что я собиралась спросить у него. Если Фрэнк собирался держать меня взаперти в пустом здании, похороненным на милю под землей, с Воробьём, то самое меньшее, что он мог сделать, это ответить на несколько моих вопросов. Но я не могла его найти.