Цикл аномалии

— Что это значит?

— Ты слишком остро реагируешь, — просто сказал Фрэнк, — примерно на сорок пять долов.

Я знала, что я чувствовала. И мне было плевать на науку, как на крысиную пушистую задницу — было чертовски больно, когда мой нос вернулся на место.

— Боль субъективна, — признался Фрэнк после того, как свет на экране его рта закончил сканирование всех моих красочных жалоб. — Возможно, именно поэтому метод измерения долами является предметом разногласий.

Фрэнк говорил так, словно он был из другого мира — мира, где у людей было время сидеть и придумывать способы измерения неизмеримых вещей. Вне Ничто было только два вида боли: та, которую ты преодолевал, и та, которая тебя убивала. Там было тяжело, но я не могула дождаться, когда вернусь.

— Я ухожу, — прорычала я, многозначительно глядя в блестящий объектив Фрэнка. — Ты либо скажешь мне, как выбраться, либо я проделаю дыру в стене.

Его рот на секунду погас.

— Мы почти в полумиле под землей…

— Тогда я проделаю дыру в потолке. В каком бы направлении мне ни пришлось двигаться, я… подожди, что это?

Я как раз пыталась угрожать Фрэнку, когда подняла взгляд и хорошо разглядела источник сине-зеленого света.

Он исходил от ряда огромных стеклянных трубок. Их было, наверное, десять, растянутых по всей длине комнаты. Трубы были в два раза выше среднего человека и почти достаточно широки, чтобы тот же человек мог стоять там боком, если бы захотел.

Дискообразные лампочки свисали с потолка каждой трубы и заставляли стекло светиться ярким зеленовато-голубым цветом. Я видела свое потрясенное отражение, превратившееся в волнистого монстра из-за изгиба стекла, когда я подошла к ближайшему из них.

Было что-то… знакомое в этих трубках. Я провела рукой по стенке стекла, стирая кровь из носа. Я пыталась вспомнить. Это было у меня в голове.

Зуд.

Мир начал мерцать и колебаться, когда я думала. Я ощутила странный, внезапный толчок — будто я вот-вот засну очень глубоким сном. Но я боролась с этим. Блейз мог вернуться, если я поддамся воспоминаниям. И я не хотела, чтобы Блейз вернулся.

Я моргнула и отвернулась от трубок, фокусируя взгляд на противоположной стене. У стены стоял ряд чего-то, похожего на узкие металлические шкафы. Я встала перед ними прежде, чем успела остановиться и подумать о том, как я туда попала. Одна из дверей открылась, и я поняла, что мои пальцы находились под защелкой. Они подняли ручку. Моя рука отдернулась, и эта дверь открылась…

— Нет! — я захлопнула ее и быстро отошла. Я не знала, что на меня только что нашло. Я не знала, почему эти трубки казались такими знакомыми или почему я пошла прямо к двери этого шкафа. Я хотела выбраться из Учреждения. Я хотела выйти сейчас.

Я резко развернулась, чтобы убежать, но Фрэнк стоял позади меня.

Я снова ударилась носом об его металлическую грудь.

— Ой! Зара…!

— Шарли, — динамики Фрэнка включились так громко, что чуть не вышибли мне уши. — Ты навредишь себе, если не успокоишься.

Я увидела, как это происходило, только потому, что наблюдала в этот раз. Руки Фрэнка поднялись к моему лицу, и он с нежной точностью опустил пальцы по обе стороны от моего носа. Затем мир стал красным, и меня пронзила вспышка боли, от которой слезились глаза.

— Угх… — я застонала, комната снова кружилась. — Угу… Мне нужно сесть.

— Рекомендуемая поза для лечения, — сказал Фрэнк, видимо, с одобрительным кивком.

В ту секунду, когда моя задница коснулась пола, Фрэнк сел на корточки передо мной. Меня поражала плавность его движений. Как у человека. Но он был более совершенным, чем люди. Идеальный, как Нормал…

Я отогнала очень тревожную мысль и сосредоточилась на том, что Фрэнк делал с моим носом. Я его толком не видела: его пальцы расплывались, когда они находились примерно в двух дюймах от моего лица. Но я чувствовала, как они двигаются у переносицы, ощущала легкое прикосновение к хрящам, когда они проходили. Когда он убрал руку, я протянула руку и обнаружила две резиновые полоски, приклеенные к моей коже.

Полоски были чем-то вроде повязки. Чтобы удерживать мой изуродованный нос на месте, чтобы он зажил ровно. Но я не видела, откуда они взялись.

— Я их выделяю, — сказал Фрэнк, выставив указательный палец так, чтобы я могла его видеть. На том месте, где была бы кромка его ногтя, была крошечная дырочка, и пока я смотрела, из нее наполовину вытек пузырек прозрачной жидкости. — Вещество называется пласти-бонд, жидкий бинт, изначально разработанный для военных. Он отпадет естественным образом в течение недели.

— Что ж, удобно, — буркнула я.

— Это удобно, — согласился Фрэнк. — И здесь так мало травм, что мне редко приходится менять картриджи.

Он не причинит мне вреда. Фрэнк был самой странной машиной, с которой я когда-либо сталкивалась, но он явно не был заинтересован в том, чтобы разорвать меня в клочья. На самом деле, казалось, он искренне злился, что я продолжала причинять себе боль.

Я откинулась, чтобы получше рассмотреть его, и увидела знакомый символ на его груди. Он был неглубоко выгравирован на хроме его торса, и я была уверена, что когда-то он был окрашен в красный цвет.