Цифровой журнал «Компьютерра» № 194

Хотя, конечно, не всё следует измерять коммерческой прибылью. В палате мер и весов есть и другие эталоны. Государства ведь можно и так делить — на государства коммерции и государства власти. В чистом виде ни те ни другие, вероятно, не существуют, но в коммерческом государстве во власть идут ради того, чтобы набить мошну (правящему классу, инициативной группе, наконец, а правильнее — сначала себе любимому), а в государстве власти деньги третьестепенны, главное — возможность принимать и отменять законы, казнить и миловать, объявлять или прекращать войны, как получится. Обладая подобной властью, на костюмы, парфюмы и даже женщин внимание человек из громовержцев-олимпийцев обращает незначительное. Чуть-чуть. На ходу перекусил — и довольно. Побежал дальше вершить судьбы леса и щепок. А деньги... что деньги? Деньгами власть не заменишь. Десять лет без права переписки не хочешь? Значит, через не хочу получишь. С конфискацией, само собой. И где твои двадцать два заграничных костюма и сто двенадцать пар шёлковых носков, гражданин Ягода? Что носки, девятнадцать револьверов зря пропали…

Символом несокрушимости, главного стержня, духовной скрепы Советского Союза я выбрал бы не танк, не межконтинентальную ракету, даже не ватную телогрейку. На почётное место я бы поставил репродуктор проводного радио. Можно из девяностых годов, в виде расписной доски, а лучше бы простенький, из тридцатых: чёрная тарелка, и ничего лишнего.

Один народ, одно радио, одна идея. И радио, стоящее в центре, — хребет. Та самая скрепа, которой сегодня отчаянно не хватает. 

Ну да, газеты. Пресса как главный проводник политики партии. Не чтение от скуки. Но у газет был недостаток: их было много. Я выписываю «Гудок», сосед справа — «Известия», сосед слева — «Пионерскую правду». Тулово, ясно, у газет одно, но головы разные, что допускает разномыслие в принципе. Пусть не политическое, а только вкусовое: кому нравятся огурцы («Сельская жизнь»), а кому — игра в лапту («Советский спорт»). Нехорошо. Причина газетной разноголосицы — приверженность традиции. Привыкли с буржуазных времён к тому, что газет должно быть несколько. Помните, как писал о газетах Чапек? 

«Читатель любит свою газету. Это видно хотя бы по тому, что у нас газеты по большей части называют уменьшительными названиями; и недаром же говорят “моя газета”. Не говорят ведь “Я покупаю свои слойки” или “свои шнурки для ботинок” — но каждый покупает «свою газету», и это свидетельствует о личных и тесных связях. Есть люди, которые не верят даже прогнозам погоды государственного метеорологического института, если не прочтут их в своей газете». Было, было…

К тому же немало людей власти и сами не прочь были иметь «свою» газету (не в буржуазно-читательском смысле), и детей хотели пристроить по линии властителей дум, вот и получилась с виду мощнейшая машина агитпропа, а посмотришь в волшебные очки — гидра гидрой! А гидры, известно, рано или поздно да отплатят за тепло и ласку.

Главная ошибка советской власти, на мой взгляд, и состояла в том, что требовали политического единства, но допускали разномыслия в пустяках — в покрое одежды, в цвете губной помады, в высоте каблука. Недооценили коммерческого потенциала разновкусья. Для единства народа разнообразие в моделях обуви столь же опасно, сколь и разнообразие политических течений. Даже ещё опасней: политикой занимается куда меньше людей, нежели хождением по улицам в обутом виде, особенно при недоступности личных автомобилей. Нужно было держать линию: газета — только «Правда», колбаса — только «Чайная», пиво — только «Жигулевское», одеколон — только «Тройной», одежда — только форменная... и так далее. А сырокопчёная колбаса, коньяк «Арарат» и кальсоны шелковые, заграничные, сорок три единицы, — исключительно дома, при зашторенных окнах, по особому списку для особо ценных людей, живущих в особых поселениях. Каждые три года список пересматривать. Кого нужно — вносить, кого нужно — выносить. С конфискацией, разумеется.