Цифровой журнал «Компьютерра» № 186

Зато очень много вкраплений нерелевантных деталей: названия гостиниц, в которых «Сигги» якобы встречался с агентами, названия авиакомпаний, которыми якобы летал на встречи, и т. д. Ах да, есть ещё расписка в получении 8 жестких дисков. Такую расписку, думаю, нарисует в «Фотошопе» даже мой 14-летний сын. А что на дисках? Море информации! Даже видео и фото! Какие? Покажите! А нету! Уже исчезли.

Скажу больше: сомневаюсь, что какие-то уголовные дела возбуждены против Сигурдура Тордарсона. Сомневаюсь даже в том, что у толстого мальчика именно это имя — Сигурдур Тордарсон. Думаю, его зовут как-то иначе. Что-нибудь вроде Снорри Стурлуссона или того круче.

Короче говоря, исландский мальчик — настоящий индиго! Потому что у него замечательное чувство юмора. Это раз. Он очень ловко обвёл вокруг пальца многие миллионы людей во всём мире. Это два. И он шикарно оторвался, словив кучу lolz’ов. Это три. Последний мотив, кстати, помянули вчера читатели на форуме при обсуждении первой части нашей истории.

Одним словом, будьте, друзья, бдительны, побольше скепсиса и не ведитесь на мякине! Даже такой фактурной и вирусной :-).

К оглавлению

Ряд соображений о мотивации детей индиго на службе Органов Сергей Голубицкий

Опубликовано 12 августа 2013

Мое очное общение с Органами продолжалось 10 минут. Очное, потому что заочно мы наверняка были знакомы — вернее, они были знакомы со мной. Учиться на романо-германском отделении филологического факультета МГУ, априорно предполагающем интенсивное и постоянное общение с иностранцами, без негласной санкции Органов в счастливые годы моей советской юности было нереально.

Разумеется, все наши анкеты так или иначе проходили через Лубянку и брались на заметку. На всякий случай. Второй заочный одобрямс наверняка состоялся на третьем курсе, когда меня в порядке, не подлежащем обсуждению, «пригласили» работать переводчиком на Старую площадь. В подопечные мне достался член Политбюро Компартии Румынии, с которым, в сопровождении двух смотрящих из Иностранного отдела нашего ЦК, мы зачем-то исколесили Мурманскую область: мой румынский член зачитывал первый абзац доклада об успехах социалистического строительства на его многострадальной родине, затем садился, а я подхватывал эстафету и монотонно бубнил перевод доклада в течение следующих 45 минут.

Сразу после защиты диплома состоялась моя первая и последняя очная ставка с Органами. Всех нас, пятикурсников, по одному приглашали в небольшую аудиторию, где за столом сидели два мужика в костюмчиках. Диалог, который длился 10 минут, выглядел таким образом:

— Сергей Михайлович, какие у вас планы после получения диплома? — Собираюсь в аспирантуру. — А вы бы не хотели попробовать работать в другой области? — Какой? — Очень интересной! — Что нужно делать? — Нужно будет читать румынские газеты и журналы, а также другую литературу, создавать информационную базу, заниматься анализом. — В самом деле интересно! Спасибо за предложение! Но я пока попробую все же с аспирантурой. — Ну смотрите. Бывает, не удаётся поступить. Или того хуже — не сможете написать диссертацию. А если напишете, то не защитите… — Всякое бывает, конечно. Но я попытаюсь все-таки. — Ну что ж, попытайтесь! Желаем успехов! Если передумаете, дайте знать. — Как дать знать?

В ответ мужички ласково улыбнулись — и мы расстались. Оказалось — навсегда.

Нежность диалога я для себя объяснил полной своей профнепригодностью для Органов, о которой, разумеется, там были осведомлены (уж сколько анекдотов про Брежнева было сказано-пересказано, сколько неправильных мыслей вслух высказано и наверняка запомнено, запротоколировано). Отсутствие репрессий (это когда и в самом деле не получается поступить в аспирантуру или защититься) я объяснил формальным подходом мужичков к своим обязательствам: рекрутировали явно для галочки, а не по велению сердца.

Рассказал я вам эту историю вот по какому поводу. Не так давно Wired, а затем Slate совместно с государственным университетом штата Аризона очень обстоятельно поведали историю 17-летнего исландца Сигурдура Тордарсона, который сначала втёрся в доверие к Джулиану Ассанжу и другим сотрудникам WikiLeaks, а затем добровольно (!) связался с ФБР и предложил свои услуги в качестве осведомителя.

История эта потрясла меня до основания: не столько своей восхитительной фактурой, сколько моей собственной неспособностью определить и осмыслить мотивацию юного стукача. ЗАЧЕМ?! Зачем «Сигги» (кликуха исландского пацана) совершал то, что совершал?! Что им двигало? Что побуждало сначала добровольно принять на душу самый страшный грех в христианской этике (обман доверившихся), а затем — это уже совсем запредел какой-то! — ещё и весело обо всех своих сношениях с Органами рассказывать направо и налево, раздавать интервью и чуть ли не автографы?!

Какие-то соображения у меня всё-таки родились, однако сначала позволю себе описать в общих чертах «бондиану» ребёнка индиго из Рейкьявика.