Цифровой журнал «Компьютерра» № 151

Мне приходилось подробно писать о "химере объективности" в биологической систематике. В этой области есть научные школы, демонстрирующие удивительную примитивность мышления. Им кажется, что «субъективизма» в науке можно избежать, обработав по каким-то чётко определённым алгоритмам весь комплекс информации, полученной нами о тех или иных объектах. То, что наш «субъективизм» отражается и в том, какие данные мы собираем, и в том, как мы их интерпретируем, они просто не понимают.

_{Место различных моделей в познавательном процессе, представленном как система с прямыми и обратными связями. Названия моделей подчёркнуты (рисунок М. Кравченко)}

Можно я приведу схему из диссертации Марины Кравченко, принятой не так давно спецсоветом к защите (я там выступаю в роли научного руководителя)? Она моделирует популяционные процессы лягушек. Постаралась собрать какую-то систему представлений о том, что изучает, формализовала представления в концептуальную модель, построила на её основе имитационную, провела серию экспериментов... Имитационная модель стала способом сбора разрозненных обрывков наших знаний во что-то целое, взаимосвязанное.

А почему объект исследования в рамочке? Потому что он принципиально недоступен иначе, чем через эмпирические данные — показания наших органов чувств, интерпретированных с помощью определенной познавательной модели. Все, показанное на схеме — продукт наших умопостроений — все, кроме объекта. Все, что мы можем — «задавать» объекту вопросы (проявляя интерес к каким-то его аспектам", собирать его «ответы», данные нам прямо или косвенно через наши чувства и пытаться их интерпретировать с помощью разнообразных моделей. Напомню, хоть это и тема для отдельного разговора: то, что мы называем «фактом», является на самом деле гипотезой, сильно зависимой от наших представлений...

А зачем нужна такая схема в работе по моделированию? Работая с моделями, можно заиграться и то ли спутать модель с действительностью, то ли вообразить, что с помощью модели можно судить об «объективной реальности». Эти опасности способны обесценить пользу от применения моделей. Нужно чётко представлять себе, с чем ты работаешь и чем являются создаваемые тобой модели. Нужно всё время напоминать и самому себе, и тем, кто пользуется результатами твоей работы, о принципиальном разрыве между любыми моделями и действительностью.

Разрыв между нашими представлениями и действительностью хорошо виден на примере, который привёл господин Гаврилов, — смотрите эпиграф. Это как раз тот случай, когда имеющий дело с моделями человек воображает, что может судить об «объективной реальности». Не буду цепляться за нехитрый софизм, спрятанный за предлагаемым им способом рассуждений: а давайте представим себе то, что существует вне наших представлений и вне связи с ними... Мы можем говорить о туманности Андромеды только потому, что она есть в наших представлениях. Вне них говорить не о чем. В рамках наших представлений мы чаще всего думаем о туманности Андромеды или как о паттерне излучений, или как о культурном феномене, связанном с каким-то пулом ассоциаций.

Впрочем, даже оставаясь в рамках этих представлений, можно осознать, что эта туманность — это совокупность астрономического количества звёздных систем, лишь относительно сравнимых с Солнечной системой. При этом стоит вспомнить, какое место занимает наше ближайшее окружение в самой Солнечной системе... А я думаю, что в туманности Андромеды есть многое, что мы вообще не сможем поместить в наши головы. К целостному пониманию её, как она существует в действительности, ещё сложнее приблизиться, чем к целостному пониманию лягушек или полуклонального наследования!

...Я уже почти дописал колонку и уже вставил в неё рассуждения о моделировании. Еду домой с работы в метро, читаю третий из докладов, посвящённых пределам роста (Д. Медоуз, Й. Рандерс, Д. Медоуз. Пределы роста. 30 лет спустя. — М.: ИКЦ «Академкнига», 2007). И, представьте, вижу почти идеальное изложение своих мыслей (с. 155 и с. 33). Читайте: