Цифровой журнал «Компьютерра» № 149

- Очень хорошо, дядя Коля. Так я посижу.

- Посиди, Ерёмушка. Артель на тебя надеется, — и он прикрыл дощатую дверцу.

В каморке действительно не дуло. Пара прикопилось — туча, он валил и валил с куска Старой Жилы. Пахло грозою.

В углу лежал ворох дерюг. Ерёмка разложил парочку на новом месте, свернув в три слоя, сел, вышло удобно.

Большак ушёл, кашель его потерялся в далёком шуме ветродуя.

В голове зазвенел колокольчик, серебряный, чистый.

Начинается.

Пальцы будто иголочками протыкают, но не больно, щекотно. Пар, окружавший его, покраснел, стал малиновым, в клубах проступили лица, морды...

Первая ступенька. Мороки.

Одна из морд выступила вперёд, посмотрела внимательно на него. Шушунок. Он — морок общий, встречали его и в других местах, даже, говорят, старшие видели, хотя они мало чего видеть могут.

В глазах Шушунка блеснул огонёк, блеснул, и погас. Ушёл медведик.

За ним пропали и другие.

Туман рассеялся.

Он начал — видеть...

2

Ларионов перечитал шифрограмму в третий раз. Немыслимо. Обеспечить к очередной отправке партию русина в количестве одиннадцати фунтов сорока семи и трёх четвертей золотника. Особенно бесили идиотские «три четверти». Вот-де как точно мы спланировали, высоко сидим, далеко глядим, ни крошечки не упустим.

Две недели сроку — собрать эти фунты и золотники. Да где же их собрать? По всем сусекам скреби не скреби, а больше восьми фунтов не наскрести. Семь фунтов плановых, и один чрезвычайный, что берёгся на такой вот случай. Откуда же ещё взять три с лишком?

Он, конечно, соберёт рабочую думку. Станет требовать, грозить, объявит декаду ударного труда, пообещает за перевыполнение плана всякие блага. А какие — всякие? Лучших из лучших перевести в вольнопоселенцы? А что обещать вольным? Медали, ордена? Обещать можно и нужно, но только обещания в русин не всегда переходят. Такая вот диалектика.

Столица будет действовать как обычно. Жать и давить, давить и жать. Но тут даже не математика — арифметика. Аффинажный цех даёт двенадцать золотников русина в сутки. Второй цех никак не откроется, да и откроется, толку чуть: где для него взять руду? Решения о расширении добычи русина приняты на самом верху, указ подписан Императором, вот только месторождение о том не знает, новых жил не показывает. Можно и тысячу, и десять тысяч человек под землю послать — никакой уверенности, что обернётся отдачей, нет. И ведь пошлют, непременно пошлют, но раньше будущего лета не получится. До будущего лета дожить нужно. А фунты требуют сейчас. Сверхсрочно.

На жилу кричать бесполезно, да и уговаривать тоже не больно удаётся. Остаётся надеяться на чудо.

Чудо зовется гнездом. Скоплением русиновых самородков. Основатель рудника, Всеволод Николаев, разом добыв семь с половиной фунтов, получил прозвище «Всеволод — Большое Гнездо», монаршую благодарность и графский титул в придачу.

Елене очень хочется вернуться в Петербург графиней Ларионовой. А ему — просто вернуться в Петербург. Чья мечта смелее?

Ларионов обошёл показной стол, разглядывая макет рудника. Рудник с высоты птичьего полёта. Но редко летают здесь птицы. Очень редко. Сюда только за смертью птицам прилетать.

- Виктор Иванович, доктор Хизирин пришёл, — доложила Софочка. Он ей так и наказал: придёт — доложить сразу, не выдерживать Хизирина в приёмной ни минуты лишней. Нет их, лишних минут. Но сейчас пожалел: пусть бы подождал лекарь часок-другой, глядишь, и легче бы стало.

Да вряд ли. Не станет.

- Проси, — сказал он, усаживаясь за рабочий стол.

Хизирин, видно, робел. Лицо бледное, глаза бегают, пальцы сжаты в кулачки, чтобы не видели, как дрожат.

- Проходите, проходите, — Ларионов даже не сделал вида, что привстаёт. — Я вас вызвал по поводу июльского доклада. Вашего июльского доклада.

- Да-да, — нервно ответил Хизирин, если бессмысленное «да-да» можно считать ответом.

- Значит, вы предлагаете сделать упор на детях?

- На рудовидцах, — поправил доктор.

- Есть разница?

- Практически нет, — признал доктор. — Впрочем, если расходовать ресурс экономно, дети, по крайней мере их часть, станут взрослыми, и тогда на руднике будут полноценные совершеннолетние рудознатцы.

- Но почему дети способны чувствовать руду, а взрослые нет?

- Взрослые в рудник попадают уже взрослыми. Навыки же рудовидения развиваются до десяти, много — до четырнадцати лет. Один рудовидец стоит дюжины рудокопов. А если использовать его возможности по максимуму, то и дюжины дюжин.

- Почему же не используем? — спросил как бы невзначай Ларионов.

- Интенсивность рудовидения напрямую зависит от дозы облучения. На максимуме рудовидец протянет от силы две недели, после чего заболеет, и заболеет невозвратно. Поэтому и нужен постоянный приток молодняка — детей лет семи-восьми. Без родителей. От родителей одни хлопоты. Тогда удастся с уже существующих разработок получить русина вдвое, если не втрое. Без капитальных затрат.

Ларионов слушал внимательно, хотя ничего нового Хизирин не говорил. Но прежде это была теория, причём теория, никем не одобренная. Сегодня же...