Цифровой журнал «Компьютерра» № 13

Но не обязательно стремиться в Абиссинию. Алексей Прасолов всю жизнь колесил по городкам Воронежской области, из одной районной газеты в другую. В Москве бывал редко, а более нигде. Жил налегке, ни кола, ни двора — как у Гумилёва после революции ("Имущественное положение: никакого"). Ходил по пыльным сельским дорогам, смотрел, думал, искал своё. Устав, попросил квартиру в Воронеже. Дали (такие были времена). Но оседлая жизнь покоя не принесла, и потому он решил с жизнью разойтись. Тоска ли по недоступному озеру Чад (а хоть и Самарканду) тому причина, или бесы замучили, уже не пушкинские, а набоковские ("были они небольшие, но довольно жирные, величиной с раздобревшую жабу, мирные, вялые, чернокожие, в пупырках. Они больше ползали, чем ходили, но при всей своей напускной неуклюжести были неуловимы")? Или какие-то свои?

Прасолов мне ближе Гумилёва, быть может потому, что и я хожу теми же тропами, на которых порой встречаю странные следы. То ли жирафы гуляют окрест Гвазды, то ли бесы…

Ничего. Бог даст, разберёмся. Вместе со знакомым поэтом.

К оглавлению

Кафедра Ваннаха: Параллелизм в большом и малом мирах Ваннах Михаил

Давным-давно авторы "Золотого теленка" отметили, что "Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами". К достижениям большого мира в индустриальную эпоху относился дизель-мотор и Днепровская ГЭС; мотивацией же его творцов было стремление облагодетельствовать человечество. Маленький же мир порождал кричащий пузырь «уйди-уйди», брюки фасона «полпред» и испытывал "стремление одно — как-нибудь прожить, не испытывая чувства голода".

Постиндустриальная наука многое переменила в мире большом. Основой могущества в нем стал не столько масштаб инженерных сооружений, дамб и домен (хотя здоровенная субмарина, способная испепелить полконтинента, и остается Ultima ratio regis), сколько сила разума, овеществлённая в информационных технологиях. А компьютерное железо — оно чем мельче, тем лучше, расцвет всяких там нанонаук. Ну а маленький мир живет по-прежнему. Лавочник, перепродающий в конце логистической цепочки тряпки в 4,5 раза дороже, чем они выходят со швейной фабрики, имеет в ассортименте костюмы моделей «дипломат» и «консул» (не какой-нибудь большевистский полномочный представитель!), предназначенные для счастливых женихов, покупающих костюм раз в жизни. Но, заметим, большой и малый мир существуют не только параллельно. И в том и в другом имеет место параллелизм. Но вот проявляется этот параллелизм по-разному и с совсем разными последствиями для общества.

Параллелизм большого мира — это параллелизм компьютерных и сетевых архитектур. Глобальная сеть так надёжно и дёшево доносит до нас информацию, поскольку она умеет находить параллельные пути для движения трафика, более свободные, более дешёвые. И это не говоря о тех драматических ситуациях, когда какой-то кусок просто намертво вылетает из общения — ведь любое железо всегда имеет конечную надёжность. И компьютеры тоже всё больше и больше становятся параллельными. Ещё недавно, где-то в 1980-е, таковыми были специализированные процессоры, векторные и матричные. Работая параллельно с основным процессором, они могли за один шаг выполнить операцию с плавающей запятой разом над целым массивом чисел. Массивом векторным, матричным, а то и вовсе с размерностью гиперкуба. Припоминаются изделия фирмы Floating Point Systems, проникавшие в СССР вопреки всем санкциям Запада и находившие применение в «девятке», как звались девять оборонно-промышленных министерств. Такая стойка превращала обычный VAX почти в суперкомпьютер. Правда, при одном условии — при наличии алгоритмов, допускающих распараллеливание, и реализующих их программ. Их разработка — задача нетривиальная и непростая. А скептики в те времена вообще предлагали грубо оценивать производительность параллельной системы как производительность одного процессора, умноженную на натуральный логарифм от числа процессоров.