Цифровой журнал «Компьютерра» № 129

Но вот с тем, что все меры кибербезопасности сегодня Дуэ расценил бы как оборонительные, и, следовательно, малоэффективные, спорить трудно. Многочисленные комментарии на предупреждения Касперского характерны тем, что остроту проблемы признают все; а вот делать с ней что-то решительное и серьезное – не готов практически никто. Ну что же – поживем и посмотрим, как будет осознаваться ситуация; какие пути ее разрешения будут предлагаться национальными политиками и международным сообществом (то, что она давно переросла рамки технологии, как и авиация девяносто лет назад, вряд ли стоит спорить…).

Хотя впадать в излишний пессимизм от аналогий со старой книжкой вряд ли стоит. Вон, был такой ленинский наркомвоенмор, победитель местной Гражданской товарищ Троцкий. Тоже очень серьезно к авиации относился. В 1925-м утверждал, что «Если мы хотим жить, дышать, мы должны иметь сильную авиацию». А наличие у Гитлера и Сталина гигантских воздушных армад ну никак на его судьбу не повлиял – хватило одного Меркадера и одного ледоруба…

К оглавлению

Василий Щепетнёв: Переезд Василий Щепетнев

Опубликовано 10 июля 2012 года

Три века назад, в одна тысяча семьсот двенадцатом году, столицей России стал Санкт-Петербург. Случилось это явочным порядком: государь Петр Алексеевич, а с ним и весь двор предпочли новый город старой Москве. Посольства Великобритании, Франции, Голландии и других государств этому только обрадовались: одно дело — добираться в Россию по суше, и совсем другое – морем. Так и радовались два века с лишним. (Впрочем, во время правления Петра Второго Москва было вернула свои позиции, но царствовал Петр Алексеевич недолго, скончавшись в четырнадцатилетнем возрасте от оспы.) Сам факт переноса столицы из Москвы в Санкт-Петербург трактовали как явление прогрессивное. Смена курса, в некотором роде.

Россия поворачивается к Европе носом, а к Азии кормой. Отныне-де Россия будет смотреть в окно и видеть Европу, учиться, изживать азиатчину, а там мало-помалу, глядишь, когда-нибудь и сама станет вполне европейской державой. И действительно: армия получила прусские мундиры, в стране стали возникать университеты, а императорская семья постепенно вошла в отношения с монархами Европы.

Но в феврале одна тысяча девятьсот восемнадцатого года большевистское правительство приняло решение перенести столицу из Санкт-Петербурга, вернее, уже Петрограда, куда-нибудь в иное место. Действительно, германские войска были в двух-трёх переходах от Петрограда. Нельзя было исключить и морской десант, не сейчас, так в будущем. А главное, свержение власти могло войти в Петрограде в привычку. К тому же срочно, жизненно требовалось вместо полностью деморализованной прежней армии создавать армию новую, революционную. Но войска, которыми был полон Петербург, любую попытку отправить их на фронт могли принять в штыки буквально и, представься шанс дотянуться штыком до правительства, дотянуться попытались бы непременно.

А уж матросы! Революционные матросы Петрограда – предмет, до сих пор изученный мало. В советский период положено было говорить и писать только о беззаветной матросской преданности делу Революции. В постсоветское единой установки не было, но не было и достаточного финансирования и долгосрочного планирования исследований. Вылазки же одиноких рейнджеров отражают не только объективное положение вещей, но и позицию исследователя. Матросы могут быть чертями, ангелами или же обыкновенными людьми в необыкновенных условиях. Во всяком случае, братишки были силой, с которой приходилось считаться. А считаться не хотелось. В Петербурге попробуй не посчитайся, но в Москве! В Москве братишки, оторванные от моря, от крейсеров, разбавленные обыкновенными сухопутными гражданами, на цепную реакцию, пожалуй, уже и не способны.

В общем, причиной срочного переезда правительства в Москву был прежде всего страх перед революционными матросами – таково видение литератора. Да и вообще… Все дворцы, все царские резиденции, все правительственные здания Санкт-Петербурга страдают огромным недостатком: нет высоких стен. Здесь власть, там – народ, между ними лишь преданные войска. А если преданность войск под сомнением? Иное – Кремль. Там, за кремлёвской стеной, как-то спокойнее. И власть народ не видит, и народ не видит власть. Можно предаваться двусторонним иллюзиям: что власть не спит, не ест и не пьёт, всё о народе печётся. И наоборот: народ весь, как один, готов жизнь отдать за Родину, персонифицированную лично в государе, в генсеке или теперь вот в президенте.