От осознания того, что сейчас и аэрокар, и его пассажира раздевают, как луковицу, снимая слой за слоем, с подозрением и предвзято разглядывают под лупой, разбирают буквально на атомы, Илон чувствовал себя неуютно. Больше всего он опасался, что в один прекрасный день какой-нибудь механический взгляд залезет к нему в голову и, порывшись в ней тщательно, найдет под завалами воспоминаний и мыслей связь с контрабандистом Капюшоном. А затем поступит, как и любой другой бездушный механизм, то есть донесет пьюрам. Но системе то ли было плевать на то, где и кто покупает кофе с кофеином, то ли она была не настолько совершенной, чтобы заметить это мелкое правонарушение.
Пять минут полета в белом тоннеле превращались в настоящее испытание и длились неоправданно долго, заставляя нервно ерзать на сиденье. Илон вспомнил про комнату из кошмара и подумал, что этот светлый переход вполне мог оказаться ее прообразом, переиначенным подсознанием на свой лад.
Бро, ушедший на время полета в спячку, издал неприятный треск, дернул косичками, когда невидимые цифровые щупальца добрались до его старых микросхем. Илон погладил его по черному панцирю, и на дисплее сложилась пиксельная улыбка, а горизонтальные полоски глаз растянулись в два кружка.
Когда аэрокар наконец-то замер перед массивной дверью, приятный женский голос ИИ Цитадели сообщил:
Створки дверей расходились молниеносно — так бойко, что человеческий глаз не мог уловить момент их движения. Доля секунды, аттосекунда… Илон много раз пытался поймать этот миг, но каждый раз проигрывал, и в итоге сдался.
— Разрешаю, — ответил Илон, с неохотой впуская в свою голову ИИ Цитадели.
Аэрокар еще немного проплыл, а затем плавно выпустил посадочные ноги. Дверца поднялась, и Илон с радостью покинул салон машины, где провел больше часа, изнывая от безделья и пытаясь понять, куда пропала часть его ночного кошмара. На стоянке было безлюдно; где-то вдалеке взревели турбины, и звук воем чудовища пронесся по лабиринтам гаража.
Илон вошел в лифт, и тот, ведомый всезнающей и всевидящей Интел, понесся на трехсотый этаж — к вершине Цитадели, которая на самом деле именовалась скучно и совершенно бездушно: «Центр управления Шэлл Сити». Однако все работники Шэлл Интертаймент, от рядового сотрудника до члена совета директоров, предпочитали называть ЦУШ — Цитаделью. Название давно пошло в народ, приклеилось намертво, как это бывает с меткими прозвищами, и вытеснило официальное из обихода. ЦУШ и выглядел как сказочная цитадель: высоченная серебристо-белая башня, уходящая заостренным перстом в облака и гордо возвышающаяся над всем вокруг, кроме купола.
Лифт летел и летел, оставляя под собой многочисленные отделы планирования, маркетинга, реалити-шоу и сериалов — всю эту шелуху, превратившую бывший научно-исследовательский проект в центр развлечений. Старушка-Земля уже давно разменяла пятый миллиард, на дворе твердо стоял век летающих машин, нанотехнологий, покорения космоса, имплантов и инфоинжекторов, но люди по-прежнему жаждали хлеба и зрелищ.
Бро парил над плечом, руки-косички шелестели над ухом; канареечно-желтый смайлик дремал на футболке, закрыв глаза и высунув красный язычок. Когда двери лифта распахнулись и голос Интел оповестил о прибытии к месту назначения, до годтайма оставалось полчаса.
Время ритуала, великого таинства, священной церемонии. Над столом висит широкий экран, обнажая шэлла: показывая его биометрику, его сокровенные мысли и самые потаенные желания, отслеживая каждый вздох. Под руками парят виртуальные клавиши, вспыхивающие от легкого касания кроваво-красным цветом, словно древние колдовские руны. Магические буквы складываются в слова, а слова — в могущественные предложения. Сердце замирает, когда кусок текста улетает к редактору, чтобы затем обрести жизнь. Горящие глаза не мигая следят за полноценным актом творения. За чужой судьбой. За тем, как она, подобно буйной реке, неожиданно сворачивает в иное русло, выходит из берегов и меняется до неузнаваемости, к всеобщему удивлению близких и родных…
В светлом, как и все в Цитадели, коридоре не было ни души; за панорамным окном простирался купол Шэлл Сити, уходя высоко в небо и катая по своей поверхности, как по горке, солнечные блики.
Двери разошлись, открывая для взгляда просторный круглый зал; шум голосов ворвался в коридор, разбивая глубокую тишину хриплым смехом.