Сокорро. Фу, какая гадость! Я один раз видела пахаря, совсем не понравился. Такой неотесанный! Без конца пил воду из глиняного кувшина, никакого воспитания! Не то что инженер.
Адела. Подумать только — всю ночь на ногах!
Венеранда. Так вы по ночам на ноги встаете?
Адела. Да нет, это так говорится, донья Венеранда. Я больше двадцати лет не встаю с этого кресла, но, бывает, забудешься — и скажешь так.
Венеранда. А почему вы не пойдете к Лурдекой богоматери?
Сокорро. Действительно. Я точно знаю: это полезно для здоровья.
Адела. Лаура, дочка, не пускает.
Лаура. Вот умрет дедушка, и пойдем куда захочешь. Станем путешествовать, мама, раз тебе нравится. Она ужасно хочет съездить в СССР.
Марсиаль. Уже половина двенадцатого. И дождь начинается.
Венеранда. Да, ты прав, сынок. Желаю дону Грегорио поправляться.
Лаура. Как вы любите делать назло!
Сокорро. Что такое? Разве кто-то болен?
Лаура. А вы, дорогая сеньора… законченная дура!
Сокорро. В гостях у меня всегда голова кругом. А сегодня к тому же выбились из графика, осталось еще три дома: в одном — больной после операции простаты, прошу прощения, в другом — бдениенад покойником; очень приличный дом, там, пожалуй, повеселее будет.
Венеранда. Дом Эстевесов, хозяин адвокатом был.
Сокорро. Но умер-то он не от этого, он уж давно не практиковал.
Венеранда. Замечательные люди. А когда бабушка была жива, у них даже бисквиты с ромом подавали.
Марсиаль. Итак, Лаура… Смирение, и еще раз смирение… Донья Адела, желаю вам здоровья, чтобы было о чем заботиться.
Лаура. Спасибо, Марсиаль…
Марсиаль. И все-таки я чую: в этом доме пахнет убийством.
Венеранда. Хорошо, сынок, хорошо… Пойдем в другой дом, там и соснешь немного. Да застегнись как следует — простудишься.
Сокорро. До свидания, Лаура… До свидания, донья Адела… Не вставайте, мы знаем дорогу.
Венеранда. Да, да, не вставайте, ваша дочка проводит нас.
Адела. А как бы мне хотелось встать… Но я двадцать лет прощаюсь с гостями, не вставая с кресла.
Венеранда. Вот и чудесненько. До свидания.
Лаура. Нынче ночью гроза будет знатная.
Лаура. Я уж думала, они никогда не уйдут. Этот нелепый Марсиаль…
Адела. Да, доченька… Однако они нам могут понадобиться… Пойди погляди дедушку…
Лаура. Ничего!.. Все то же… Посмотришь ему в лицо, и кажется — отходит… но — ничего подобного!.. Видно, он задумал похоронить нас всех… Мама! Если вы не решаетесь, я сделаю это сама.
Адела. Нет, детка. Нынче ночью, в кофе…
Лаура. Наверняка… Меня иногда страх берет, как подумаю, что бы вы могли наделать, будь вы на ногах.
Адела. Ты мне льстишь… А сама чем хуже? Как, по-твоему, способна ты сегодня приготовить кофе?
Лаура. Думаю, что способна, мама… Думаю — да… Рецепт совсем простой… Конечно, кофе с молоком на завтрак я бы, наверное, не смогла приготовить… Но с цианистым калием…
Адела. Должно быть, девочка с ядом. Пойди, дочка, открой.
Лаура. Иду, мама. Сию минуту.
Хустина. Добрый вечер, тетечка милая,
Адела. Ты вся вымокла… До нитки.
Хустина. Немножко… Брр!.. Какой дождь!
Лаура
Хустина. Ой, тетечка! Как она мне влепила! Я так у вас оглохну.
Лаура. Хорошо бы. Сейчас ничего путного для твоего возраста не услышишь, А ты достойна лучшего.
Адела. Все принесла, что велели?
Хустина. Все… И еще пятнадцать песет осталось, я на них взяла в библиотеке собрание сочинений Франца Кафки, очень забавно пишет. Нам, умственно отсталым, в библиотеке дают со скидкой.
Адела. Ну а то… То, что ты должна была попросить у доньи Матеа?
Хустина. Что? Не помню…
Лаура. Не строй из себя дуру… Цианистый калий!
Хустина. Ой, тетечка! Как она выражается! Черти ее сожрут в аду!
Адела. Не кричи на девочку. Поди сюда, лапочка! Такой белый порошочек должна была дать симпатичная сеньора, которая всегда приносит тебе орешки в сахаре…
Хустина. A! Крысиная отрава… Вот она.