Он с упорством[323] ведет эту двойную политику и неоднократно, причем зачастую в решающие моменты войны, созывает этот concilium Galliarum[324]: он располагает представительным органом галльских племен и считает вождей (principes) законными посредниками. Этому собранию он объявляет о своих намерениях, о своих указаниях и создает видимость открытости для того, чтобы лучше укрепить свой авторитет: не правда ли, это похоже на то, как он ведет себя в своем совете? С другой стороны, такая дипломатия позволяет опираться скорее на цезарианскую, нежели на проримскую партию и внутри одного племени оказывать поддержку одному клану в противовес другому. Разделяй и властвуй. Цезарь всегда следовал этому девизу, столь же древнему, как и сама история Рима; он настойчиво и успешно применял его.
Цезарю было абсолютно необходимо собирать сведения для составления плана кампании, и дружественные племена или расположенные к нему члены кланов оказывались в его распоряжении как осведомители. Он располагал целой сетью давних сторонников, ибо Рим не скупился на титул «друга римского народа», дав его эдуям, арвернам в Кельтике, нитиоброгам и лакторатам в Аквитании. Каждый раз, когда восставшее племя просило у него прощения, Цезарь, требуя заложников, пресекал любую измену и даже подозрительную нерадивость. Систематически забирая заложников, он предупреждал любые возможные восстания в первую очередь потому, что заложниками становились в основном сыновья вождей, как в случае с племенем ремов[325]. Пощадив по просьбе эдуев союзных им белловаков, Цезарь потребовал шестьсот заложников[326]. Часто такие заложники служили гарантией мира, обретенного благодаря жесту милосердия со стороны Цезаря, который только выигрывал, заставляя верить в то, что верные Риму племена будут обладать в Галлии высшей властью. Адуатуки не напрасно взывали к его милосердию[327]: подобная дипломатия прощения часто обеспечивала ему союзников. В 55 году[328] он склонял каждого из вождей треверов к союзу с Цингеторигом: он был заинтересован в усилении доверия к человеку, проявившему исключительную преданность, а также в том, чтобы подорвать доверие к Индутиомару, в верности которого сомневался.
Наконец, чтобы удержать в зоне римского влияния народы, склонявшиеся к измене или виновные во враждебных действиях, Цезарь прибегал и к террору. Он велел убить всех венетских сенаторов,[329] потому что венеты с неуважением отнеслись к статусу римских посланников.[330] Он приказал убить эдуя Думнорига, предавшего его в 54 году во время экспедиции в Британнию,[331] а в следующем году — сенона Аккона, зачинщика заговора сенонов и карнутов;[332] позднее он приговорил к смерти карнута Гутуатра.[333]
Подобная гибкая дипломатия, менявшаяся применительно к тому или иному племени в зависимости от момента, соединялась с искусством ведения войны. Чтобы доказать свою добрую волю, привлеченные на сторону римлян племена должны были поставлять сведения. Таким образом Цезарь всегда был в курсе намерений каждого и в случае необходимости мог изменить первоначальный план кампании. Иной раз сражения бывали выиграны благодаря вмешательству посланников, и это значительно повышало престиж Цезаря. Анализ политической ситуации соединялся с военной интуицией, и это придавало еще больший блеск харизме Цезаря. Несмотря на несколько неудачных сражений, — от которых сам он зачастую оставался в стороне, — его репутация непобедимого военачальника привлекала к нему и солдат, и общественное мнение как в Галлии, так и в Риме.
Глава II
ЗАВОЕВАТЕЛЬ ГАЛЛИЙ
Мы не станем говорить: «Завоевание Галлий», — эта глава истории была написана уже много раз и совсем недавно заново освещена талантом Кристиана Гудино. Мы же, исследуя это полное драматических событий время, охватывающее сто десять месяцев войны и сто десять месяцев политического маневрирования, будем следить за конкретным человеком — Юлием Цезарем, ибо именно он один решал и создавал в то время свое и политическое, и военное будущее.[334]
Первые победы Цезаря (58–57 годы)[335]
Восстание аллоброгов (Вьенна) дало сигнал к перемещениям племен Кельтики, которые могли в результате своих миграций перекроить общественно-политическую карту Галлии. Чтобы не допустить этого, сенат распространил на Галлию сферу применения плебисцита Ватиния, проведенного в конце апреля 59 года.