Цесаревич

До конца дня провозились на стоянке. Допросы пленных, захоронение убитых, составление списков материального имущества обоза и выявление персоналий убиенных. Справились только к часам девяти вечера, поэтому заночевать пришлось в куцем леску неподалеку, который чуть скрывал нас от сторонних глаз.

Из всего отряда конфедератов раненными оказались больше ста человек, поэтому на долю казаков выпало испытание — умертвить сто два человека. В живых оставляли только одного — некого Ежи Набрута, раненного только в руку, везучий, гад, оказался. Он же и был предводителем этих малолетних разбойников. Завезу его в Петербург, пусть свидетельствует перед комиссией, которую я постараюсь собрать. Фиксировать преступления и разные враждебные действия польско-литовской шляхты нужно, в политике такие свидетельства только для пользы дела.

Иоанну я боялся. Или, скорее всего, опасался себя же, если буду рядом с ней ночью. Как испытание, палатка девушки была поставлена рядом с моей, уж не знаю по чьему разумению. Сербскую девушку сильно удивило то, что мое временное жилище мало чем отличалась от иных, и точно не дотягивало до гордого наименования «шатер». А иначе и никак, иначе будет не перемещение, а ползание с большим тихоходным обозом. В иной ситуации я бы и не отказался от повышенного комфорта, глупо от него отказываться, если это не сказывается на общем деле.

Мне же нужно было срочно в Петербург. Много проектов наметил, очередной корабль из Америки, если хоть в малом ориентироваться на планирование Экспедиции, ожидается через месяц-полтора, а еще с предыдущим калифорнийским золотом не разобрался. Потому и одвуконь и без телег и карет. Может, и пересяду в Харькове в карету, но не здесь, где и слова «дорога» не существует, не говоря уже об их наличии.

Между тем, движение замедлилось и значительно. В плену у конфедератов были еще пять молодых женщин и девушек и три парня, которых оставили в живых, так как те обещали большой выкуп от родственников. Вот они и тормозили нас, замедляя темп передвижения.

Иоанна была постоянно рядом со мной в дороге. Особенно после того, как за ней попытался ухаживать командир егерей подпоручик Платон Гусев. Парень лихой и правильный, но и напористый между тем чрезмерно. Он девушке цветы, она их отвергает, а он уже венок из цветов сплел и вновь преподносит его, наряду с непонятно откуда взятыми карамельными конфетами производства моей мануфактуры. И Иоанна спрашивает у меня, безмолвствуя, лишь сверкая своими волнующими карими глазами «ты когда вмешаешься?» Или я так себе мню. Но в итоге я пригласил девушку на ужин в моем присутствии, перебив очередную попытку подпоручика навязать общение с Ионанной.

Может, и зря ужинал с прелестницей, так как понимал, насколько перед ней становлюсь нелепым, и сколь много просыпается истинного Петра Федоровича. Девушка не была во вкусе наследника, но все меняется, сейчас вкусы Петрова в приоритете.

Иоанна даже в таких вот аскетических походных условиях умудрилась привести себя в порядок. И я ей был сильно благодарен за это. Дело в том, что мое наваждение по этой девушке, пусть и не окончательно, но во-многом спало. Вычурные прически, выглаженные платья с рюшечками, ленточками — все это не было настолько сексуальным, как естественно растрепанные волосы, легкое платье без всяких излишеств на ткани. Поэтому и получалось уже более спокойно строить разговор.

Первое впечатление, что девушка умна, подкрепилось еще и тем, что она неплохо образована. Да, это разные вещи. Умным человек может быть от рождения, образование же позволяет наделить этот ум еще и опытом предыдущих поколений. Иоанна разговаривала на французском, немецком и частично на турецком языке. Отлично, почти без акцента, говорила и по-русски. Читала и французских просветителей, жила раньше в Вене, пока отца, Ивана Шевича — командира полка сербских гайдамаков на австрийской службе, не отправили в отставку.

Дело в том, что в среде гайдамаков и сербских и валашских и хорватских, которые служили австрийской императрице Марии-Терезии, начались некоторые движения, катализатором которых стали русские победы над турками. Часть гайдамаков ушла в Черногорию, где ширилось сопротивление османам, часть подалась в Россию. Поэтому и оставшиеся на австрийской службе вызывали со стороны властей подозрения в лояльности. Союзники с Россией — это да, но они же и потенциальные противники. А славянские и валашские гайдамаки были искусными войнами.

Иван Шевич сначала самостоятельно отправился на Восток земель Запорожского войска, в еще только образовывающийся город Славяносербск, чтобы там освоится, найти себя на службе у русской императрицы, обустроить быт [Иван Шевич — имя действительного полковника-серба, переселившегося из Австрийской империи, но далее — фантазия автора. В реальной истории Славяносербск образовался на три года позже, но военные действия могли ускорить процессы переселения сербов].