Как—то один высокопоставленный муфтий подарил мне книгу “О свободе научных исследований в Коране”. Меня заинтриговало название этой книги, потому что оно трудно соотносилось с моим представлением об исламе. Книжка оказалась пропагандистской. Свобода исследований признавалась, но – только в рамках исследования Корана. Свобода дискуссий доказывалась там таким примером. В решающей битве последователей Магомета с арабами—язычниками несколько десятков "неверных" были захвачены в плен. На военном совете решался вопрос, что с ними делать. Одни предлагали пленных казнить. Другие продать в рабство или потребовать у их родных выкуп. Победила точка зрения, что их надо продать. Через пару дней один из сподвижников Магомета (Омар) увидел пророка Магомета плачущим. На вопрос, почему он плачет, пророк ответил: Всевышний ниспослал откровение: "Ни одному пророку не годилось иметь пленных, пока он не производил избиения неверных на земле" (Коран 8,67). Так что пленных надо было казнить. Далее автор брошюры комментирует этот эпизод: мол, раз пророк Магомет не наказал того генерала, который принял неправильное решение, то свобода дискуссий возможна…[45] Отчего—то этот пример меня убедил скорее в обратном.
– Я знаю, что вам хорошо досталось за статью “Как бороться с терроризмом без спецназа”…
– Да, такая статья была в “Известиях”[46]. А что досталось – мне не привыкать, и это нормально, если текст обсуждается.
– Каков Ваш взгляд на чеченскую проблему, если вкратце? Потому что один православный журналист в своем сетевом дневнике уже назвал тех, кто штурмовал здание театра на Дубровке, убийцами спящих женщин. Это, наверное, очень политкорректно…
– Нет, это уже не политкорректность. Я знаю, о ком Вы говорите. Это его неукротимое желание сказать гадость, только и всего.
Если же говорить о моем отношении к проблеме… Есть давний, еще средневековый спор номиналистов и реалистов, в который, с известными поправками, можно уложить и современный спор либералов и консерваторов Номиналист считает, что "общее" – это только имена, абстракции. Реалисты же считали общие "идеи" реально существующими. Либералы считают, что каждый человек сам по себе: если он совершил преступление, то то "общее", к которому преступник принадлежит, не несет никакой ответственности за его преступление. Это частный выбор частного человека.
Мне же ближе "реалисты": В каждом человеке есть нечто, что он наследует, а не выбирает. Есть предрассудки, общие для больших групп людей. Это пред—рассудки в самом буквальном смысле: нечто вошедшее в меня до пробуждения моего рассудка, переданное мне моей семьей, школой, культурой в качестве стандарта поведения. "Все мужчины делают это!". Но в разных культурах довольно разные представления о том, какое именно "это" должен делать "настоящий мужчина". Захватывать женщин в плен – позор с точки зрения одной культуры и доблесть по понятиям культуры другой. Преступники есть в любом народе. Различие народов в том, что поступок, считающийся преступным в одной культуре, считается нормой или доблестью в другой.
Интересно, что после той статьи в "Известиях" меня вызвали для отчитки в прямой эфир радио "Эхо Москвы" и подставили под критически—возмущенный удар двух знатных чеченцев. Генерал юстиции Абдулла Хамзаев и бывший прокурор Чечни Вахид Абубакаров за час разговора в прямом эфире вопреки моим неоднократным прямым призывам так ни разу и не дали нравственно—правовую оценку рабовладению в современной Чечне…[47]
Здесь разница в "предрассудках" скотоводов и земледельцев. Мирная деревня землепашцев для кочевника – часть его законного хозяйственного ареала; он считает себя вправе регулярно делать на нее набеги и уводить оттуда рабов и рабынь. Вы ничего кочевникам не докажете – тут цивилизационная несовместимость. Земледельцы не могут сказать соседям—кочевникам: "вы живите по своим уставам, а мы по своим". Как бы это дико это ни звучало с точки зрения нынешней "политкорректности", выход только один: давление Империи земледельцев, объединившихся для совместного отпора "дикой степи", на скотоводов с целью мутирования их культуры. Это путь долгой, упорной колонизации. Обучение, хитрая политика внутри кочующих племен, подкуп, выбор и поощрение самых сообразительных и цивилизованных вождей, развитие медицины, ремесел, помощь деньгами или, напротив, блокада… в общем, – весь набор мероприятий, описанных в прогрессорской трилогии Стругацких.