Церковь на Крите

Это по-детски напуганное выражение лица заставило Марка расхохотаться. Парень выглядел таким растерянным и беспомощным, что поддаваясь инстинктам, ему захотелось развернуть машину, лишь бы тот успокоился.

– А ты что, призраков боишься?

– Да, – просто признался он.

Марк был дважды удивлен. Вот так? Совершенно серьезно? Он снова усмехнулся.

– Мне не по себе.

– Ты там бывал когда-нибудь?

– Да я и на Крите впервые, но туда ни за что бы ни поехал!

– Я удивлен, что ты вообще знаешь об этом месте. Вообще-то мы уже на Спиналонге, только на полуострове, а остров, который когда-то называли Калидон – у северной его оконечности… Туда теперь туристов возят на экскурсии.

Давид зябко поежился и присвистнул. Марка забавляли его живые неподдельные эмоции, хотелось испугать еще сильнее, поэтому он добавил:

– А вот местные – ни ногой! Суеверные, прям как ты. Говорят по ночам можно услышать даже их крики.

– Мне это не нравится, – скривился парень.

– Не бойся, в саму крепость нам не надо.

Они проехали мимо небольшой плантации оливковых деревьев, нескольких полуразвалившихся домов, деревянного пирса у залива с проржавевшими моторками. Этого туристам явно не показывают. Всех везут на белоснежных яхтах в бывший лепрозорий. Мертвый город, где нет ничего, кроме пыли, камней и призраков. Крепость, где навсегда оставляли людей, зараженных проказой. Замкнутый мир, отрезанный от остальной цивилизации, продукты доставлялись на лодках, или выращивались силами местных, все вещи проходили постоянную стерилизацию. А здоровых детей, которые здесь появлялись на свет, тут же забирали у матерей и отдавали в приюты Крита. На острове не было зеркал, потому что люди не могли видеть свои лица, обезображенные неизлечимым кожным заболеванием. Многие сходили с ума, заканчивали жизнь самоубийством, не дожидаясь, когда болезнь сожрет их тела заживо. Темное пятно в истории человечества, будет похлеще концентрационных лагерей в годы войны. Хотя, говорят, туда теперь тоже экскурсии водят. Воистину человеческое любопытство и желание пощекотать нервы не знает границ.

– Эта дорога ведет к церкви Святого Лукаса, – Марк кивнул налево. – Но нам не туда…

Давиду очень не нравилась его хитрая ухмылка. Что-то он явно не договаривает.

– А почему вы… то есть ты так беспокоишься об этой церкви?

– О-о-о, – протянул Марк. – Ты даже не представляешь!

– Ты что, священник? – с ужасом выдохнул Давид. Только этого не хватало!

– Так похож?

С везением Давида он мог оказаться и самим будущим папой Римским под прикрытием. Даже уши покраснели, он пожал плечами, отказываясь играть с ним в «угадайку».

– На самом деле я уже год пытаюсь включить эту церковь в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО.

– Ага, значит все-таки ООН, – удовлетворенно кивнул Давид.

Этот парень поражал воображение Марка все больше и больше. Чутье у него какое-то нечеловеческое.

– Почему ты так решил?

– Потому что простому смертному никогда не справиться с заявкой, там же десятки критериев для отбора, вот я и понял, что ты работал в ООН и хорошо разбираешься в подобных схемах.

– А почему именно «работал»?

– Иначе у тебя не было бы столько времени, чтобы зависнуть здесь на год, искать реставратора, вообще всем этим заниматься. Одного не пойму – откуда у тебя столько денег? Получил наследство или продал душу Дьяволу?

– И снова в точку! У отца был деревообрабатывающий комбинат, небольшой, но довольно прибыльный, после его смерти, я стал главным акционером, нашел достойного помощника, который мог бы представлять мои интересы, пока я здесь, теперь получаю неплохой пассивный доход.

Пикап подбросило на очередном ухабе, Марк резко вдавил педаль тормоза. Дороги дальше не было – оградительный барьер и табличка, оповещающая, что проезд на частную территорию воспрещен, на греческом и английском языках.

Дальше они шли пешком, не так долго, но все равно утомительно, солнце пекло уже в полную силу. Марк снял свою бейсболку и нацепил ее Давиду на голову. Парень смущенно покраснел, прикусывая нижнюю губу до боли, от такой заботы чуть в глазах не потемнело. Не хватало опозориться очередным обмороком!

В небольшой рощице из кипарисов высилась серая каменная громада. Присыпанная морской галькой дорожка вела к узкой арке, зияющей черной неприветливой темнотой, словно раскрытая пасть. Крыша в нескольких местах обвалилась, и, по всей видимости, уже давно, три высоких окна на фасаде украшали витражи. Что на них изображено из-за слоя песка и пыли понять было трудно. Давид замер на дорожке с открытым ртом, огляделся вокруг, быстро скинул рюкзак и стремглав бросился в церковь, приговаривая под нос:

– Боже мой! Боже мой!

– Давай-ка осторожнее! – Марку почти удалось поймать его за плечо, но парень был быстрее. Он, конечно, рассчитывал, что церковь произведет на него впечатление, но не до такой же степени!