Эти процессы можно легко проиллюстрировать примером сортинга в петровское и послепетровское время. Невероятные усилия Петра 1 по поиску людей, мало-мальски удовлетворяющих новейшим требованиям, показали, что искомая версия мозга встречается с частотой около 1-2%. Биологические преимущест ва, получаемые от казённого содержания, заставляли стекаться в Санкт-Петербург наиболее способных обитателей империи. Это помогало отбору, но не очень значительно. С одной стороны, кандидаты на доходные должности широко использовали любимую обезьянью привычку имитировать любые требуемые способности, которых у особи нет и в помине. С другой — процветала глубокая уверенность в том, что убогие бытовые навыки повседневной жизни достаточны для решения государственных и научных проблем. Оба этих гоминидных порока процветают по сей день, что заметно по представителям власти, культуры, науки и образования любого государства. Результаты отбора среди таких соискателей оказались вполне предсказуемыми. А. Щапов очень точно выразил плоды церебрального сортинга того времени: «„.мыслительные силы второго послепетровского поколения ещё очень недалеки были от первоначальной непонятливости первого послепетровского поколения». Искусственный отбор, даже активно поддерживаемый государством, шёл очень туго и медленно.
Массовым явлением отбор обладателей рассудочного мозга не стал даже во времена Екатерины Великой, после возникновения в России моды на «умы». Сама императрица писала: «Помню, что в 1740 году головы, всего менее философские, хотели быть философами; по крайней мере в таком случае рассудок и общий смысл не теряли своей силы. Но сии новые заблуждения принудили у нас сдурачиться таким людям, которые прежде сего не были дураками». Эта цитата показывает, как тяжело идёт даже вынужденный локальный сортинг мозга при высокой индивидуальной изменчивости. Блестящее обезьянье умение имитировать любые способности под социальный заказ крайне усложняет и удлиняет поиск необходимых рассудочных конструкций.
Описанная выше ситуация сохраняется в России до настоящего времени. Сочетание гигантского полиморфизма мозга с невероятными трудностями объективного церебрального сортинга затрудняет выполнение самых лучших проектов и начинаний. Однако в этих же проблемах скрываются и отечественные преимущества. При методичном и длительном осуществлении любого проекта, обеспеченного ресурсами для привлечения одарённых людей, могут быть получены результаты, недостижимые в других условиях. Так, при решении конкретной задачи европейские обладатели специализированного мозга быстро, но однотипно находят эффективное решение. В России это будет трудный поиск, сочетающий в себе всю палитру событий — от откровенной безграмотности и идиотизма до гениальных находок и необъяснимых успехов. Такие различия не говорят о том, что кто-то лучше или хуже. Просто европейцы действительно прошли дальше россиян в церебральном сортинге, но заплатили за это сужением масштабов изменчивости, уменьшением массы мозга и структурной адаптацией.
Иначе говоря, Европа очень далеко продвинулась по пути церебрального прогресса и создала прекрасный и совершенный мозг для парниковой искусственной среды. Он приспособлен для ограниченного набора условий, что говорит о его биологической гиперспециализации. Это приобретение столь же актуально, эффективно и полезно, как формирование гигантских рогов у оленей, появление саблезубых тигров, огромных динозавров и летающих ящеров. К великому сожалению, эти успешные для своего времени существа вымерли, так как не смогли приспособиться к вновь возникающим условиям среды. Тупиковость глубоких специализаций многократно подтверждена палеонтологией и не вызывает сомнений. Весьма вероятно, что обладатели сегодняшних европейских конструкций мозга исчезнут в эволюции, частично перемешавшись с пришлым азиатским и североафриканским населением.