Попробуем отыскать признаки столь важных явлений в человеческой среде. Как уже говорилось выше, самой полиморфной частью нашего организма является мозг. Мы очень разные по организации мозга, который более индивидуален, чем отпечатки пальцев. Нашу непохожесть гарантируют многократные количественные и качественные различия в его строении, пока неизвестные для других животных (Савельев, 2015б). Это очень хорошо с точки зрения бессовестной и жестокой эволюции и отвратительно, если посмотреть с позиции глобального гуманизма, равенства, братства и прогресса просвещённого человечества. Самое главное — то, что наше церебральное разнообразие создаёт прекрасную структурную основу для быстрых эволюционных изменений. Вместе с тем одной изменчивости внутренней организации мозга явно недостаточно для появления новых качеств. Совершенно необходим надёжный, эффективный и быстродействующий механизм внутривидового отбора.
Самыми очевидными условиями для отбора кажутся семейные группы кровных родственников, среди которых человек в недалёком прошлом проводил значительную часть жизни. Эта ситуация сохранилась в деревнях, небольших городках и этнических кварталах эмигрантов. Исторически сложившимся способом поддержания стабильности социальных инстинктов или традиций являются местные национальные объединения компактно проживающего населения. Хорошо известны сохранившиеся из прошлого африканские, южноамериканские и полинезийские племена. Они в чистом виде демонстрируют традиции изолированного искусственного отбора в больших группах гоминид. Континентальные объединения: среднеазиатская махалля, еврейский кагал, вайнахские тайпы и русский деревенский мир — имеют одинаковое биологическое значение. В конечном счёте это архаичные семейно-территориальные сообщества, которые создают и поддерживают большой комплекс искусственных социальных инстинктов. Контроль за их выполнением возлагался на престарелых или наиболее опытных участников естественного объединения.
Ценность семейных социальных инстинктов в том, что при внешней стабильности и консервативности они легко трансформируются. Каждое следующее поколение людей вырастает в новых или немного изменённых условиях. Заимствование социальных инстинктов происходит из ранее не существовавших источников, что меняет их содержание и поверхностные цели. В результате накопления различий самые добрые дедушки и бабушки тихо звереют, наблюдая за демонстрациями новодельных социальных инстинктов своих внуков и полубезумных правнуков. Эти семейные несчастья особенно обострились в ХХи XXI веках, когда скорость технических и общественных изменений стала выше, а жизнь — дольше. Легко понять, что столь заметные на бытовом и семейном уровне конфликты поколений являются чудесным источником плавной эволюции мозга гоминид.
При слабой подвижности населения такой эволюционный механизм давал неплохие результаты, хотя физический отбор асоциальных особей был всегда затруднён. Их обычно изгоняли, увеличивая полиморфизм и конкурентность внеродовых объединений гоминид. Внутренняя проблема родовых отношений состоит в том, что молодые особи автоматически избавляются от рассудочной деятельности, необходимости принятия решений и ответственности. Затем, вырвавшись из-под надзора старших, они воспринимают остальной мир как место охоты и ведут себя в соответствии с родными традициями каннибалов-архантропов. В конечном счёте социальная свобода приводит к конфликтам и закономерной утрате части населения. Собственно говоря, это и есть дифференциальный церебральный сортинг при стабилизирующей роли искусственного отбора.
Семейно-родовые локалитеты являются как первичными источниками сохранения исторических социальных инстинктов, так и местами формирования новых форм ритуализации поведения. Примером могут служить изолированные африканские племена, где к середине ХХ века сложился религиозный культ поклонения пролетавшим самолётам. Этот пример показывает, что возраст культа и его форма не имеют особого значения. Главными являются принцип отличия от соседних объединений людей и выработка частных социальных инстинктов, поддерживающих изоляцию.
Этот эволюционный механизм лежит в основе милых русских традиций кулачных боёв стенка на стенку между соседними деревнями и улицами городов и посёлков. Такие молодецкие забавы в дикой совдепии превратились в пещерные битвы с применением ножей, цепей, ломиков и розочек из водопроводных труб. Поводы для массового уличного душегубства всегда были незначительны, а последствия — масштабны. Часть патриотов дворовых помоек отправлялась на кладбище, другая — осваивать тюремные наборы социальных инстинктов, а третья — применяла полученные навыки для развития доминантности.