В результате скрытой от глаз, ночрезвычайно быстрой автономной эволюции мозга к настоящему времени сложилась довольно сложная ситуация. Оставаясь очень схожими соматически, мы легко можем производить плодовитое потомство почти при любом варианте метисации. Это традиционный признак принадлежности к одному виду, который не требует объяснений. При этом на уровне мозга мы обладаем структурными различиями, намного превышающими видовой уровень. Относясь по строению мозга к разным видам и даже родам гоминид, мы непрерывно и вполне естественно вступаем в неразрешимые и кровавые конфликты.
Причины такого печального положения дел кроются в биологической природе эволюции как мозга, так и тела. Эти два параллельных процесса становления человечества объединены общей целью, которая состоит в примитивном доминировании нашего вида. Иначе говоря, вся возня с развитием мозга и интеллекта нужна только для того, чтобы расплодиться, как паразитические черви, и покрыть несчастную планету многометровым слоем своих потомков. В большей части мира столь убогие цели собственной эволюции вызывают бурный энтузиазм, и лишь иногда — беспокойство у тех, кто ещё пытается думать. Совершенно ясно, что пришло время человечеству хотя бы немного разобраться в вакханалии собственных эволюционных процессов.
По этой причине попробуем рассмотреть сущность событий, происходящих с нашим мозгом. Ужас нашего единения с природой состоит в том, что биологические процессы абсолютно одинаково действуют как на уровне Организации Объединённых Наций, так и среди паразитических червей в кишечнике африканской зебры. Разница сводится к инструментам отбора и различиям в организации растения или животного. Неприятно сознавать, что, предлагая с трибуны ООН экономически поддержать разрушенную войной страну, какой-либо гуманист преследует ту же цель, что и гиена, отгоняющая мелких хищников от присвоенной падали. Биологические цели плоского червя, голодной гиены, отдельных стран и крупных международных объединений особенно не различаются. Пища, размножение и доминантность остаются залогом биологического процветания любых организмов на планете. Именно эти биологические функции критичны для эволюции и максимально значимы для отбора. Мозг и поведение — это всего-навсего квалифицированная, но тщательно угнетаемая прислуга перечисленных выше биологических процессов. Вполне понятно, что от этого обременения успешно избавились паразиты, которые переселились в богатый пищей кишечник своих хозяев и вместе с нейронами утратили задумчивость.
Нервная система в сочетании со сложным поведением представляет собой довольно затратный комплекс приспособительных систем организма. Он, конечно, иногда весьма эффективен, но энергетически затратен и далеко не обязателен. По этой причине большинство адаптивных изменений позвоночных начинается с простого отбора, направленного на увеличение размеров зубов, модификацию конечностей, тела или длины кишечника. Обычно таких незатейливых метаморфозов вполне хватает для решения возникающих проблем. Очень редко соматические различия животных оказываются недостаточными для появления наиболее приспособленных. В такой ситуации критичными становятся особенности добывания пищи, избегания опасности, способы размножения и заботы о потомстве, отражающие индивидуальность организации нервной системы. Только тогда, через поведение, отбор добирается до мозга, что может привести к заметным морфологическим изменениям его строения. Происходят такие эволюционные события намного медленнее и реже, чем соматические перестройки.
Надо отметить, что значимая для выживания поведенческая несостоятельность возникает редко. Обычно уже существующий адаптивный потенциал мозга большинства животных легко справляется с модификациями повседневных проблем. Из-за этой особенности мозг оказался весьма консервативен, медленно эволюционирует и сохраняет следы давно прошедших древних катаклизмов. Так, дельфины, лишённые обоняния много миллионов лет назад, обладают хорошо развитыми обонятельными центрами, которые выполняют совершенно другие функции. Ползающие змеи бережно сохранили в мозге красное ядро, необходимое для согласованного управления четырьмя конечностями. Таких примеров много, что говорит как о консервативности мозга, так и о сложности глубоких морфологических перестроек (Савельев, 2008). В условиях естественной среды быстро изменить структурную организацию мозга крайне затруднительно, а молниеносное увеличение головного мозга человека вызывает закономерное удивление и интерес к природе этого необычного события.