Цепной пес самодержавия

После его последних слов воцарилась просто неестественная тишина. Люди просто не могли поверить, что их основные просьбы и требования будут удовлетворены, но только стоило им понять, что это было подтверждено прямо сейчас самим императором, как зал взорвался радостными криками.

Только успели по стране разлететься радостные вести, как вслед за ними по городу поползли страшные слухи: на царя совершено покушение! Что с царем?! Он жив, ранен?! Кто поднял руку на Божьего помазанника?! Ведь многих простых людей, которые уже начали считать, что стоит немного потерпеть, и жизнь наладится, эта весть поразила их, словно это был удар ножа. Напуганные и встревоженные люди кинулись к близким и соседям, пытаясь понять: где правда, а где ложь? Запутавшись в слухах и предположениях, полные тревоги и сомнений, люди только начали стекаться к царскому дворцу в поисках правды, как пронесся новый слух: покушение было, но царь-батюшка только ранен. Собравшаяся у дворцовых ворот громадная толпа тихо гудела, в ожидании, что им скажут. Спустя какое-то время к ним вышел гвардейский офицер и подтвердил слухи о ранении царя, при этом добавив, что ранение легкое и его жизни ничего не угрожает, после чего попросил разойтись.

Весть о покушении на жизнь императора и его легком ранении почти мгновенно облетела всю страну. В столице, в связи с покушением на государя, были введены особые меры. На вокзалах, площадях и перекрестках появились усиленные полицейские и жандармские, как пешие, так и конные, наряды. Все выезды и въезды в город были перекрыты войсками.

Хозяином кабинета, в который провели жандармского подполковника Мерзлякина, оказался сорока пяти – пятидесяти лет генерал-майор, со значком академии генерального штаба. Раньше им не приходилось встречаться, но судя по двум боевым орденам из пяти наград, висящих на груди генерала, отметил жандарм, что их обладателю приходилось бывать на полях сражений. Холодный взгляд, которым тот встретил жандармского полковника, был хорошо тому известен. Он уже не раз за свою службу сталкивался с пренебрежительным и в какой-то мере брезгливым отношением со стороны кадровых военных, поэтому обычно подобные взгляды жандарма не задевали, но сейчас в нем вдруг вспыхнула злость.

«Чистоплюй! Сидит здесь и распоряжения подмахивает! Как до дела дошло, так ко мне прибежал, а сам-то ручки боится замарать! Помогите, дескать! Так я не гордый, помогу, потому, как ты деньги мне стоящие даешь».

Подполковник бросил короткий взгляд на сидевшего в кресле, уже знакомого ему генерала Обнина Илью Давыдовича. На его погонах были императорские вензеля, говорившие о том, что тот принадлежит к свите его величества. Именно Обнин вовлек его в тайное общество, когда заговорщикам понадобилось выйти на боевую группу революционеров или анархистов. Подполковник сделал несколько шагов и вытянулся:

– Ваше превосходительство!

Хозяин кабинета резко поднялся со своего места и коротко махнул рукой, прерывая полковника.

– Отставим чины, Андрей Валерьянович! Обращайтесь ко мне просто: Сергей Андреевич. Присаживайтесь. С Обниным, вы уже знакомы. Курите?

– Никак нет, ваше прево… гм… Сергей Андреевич.

– Тогда не будем терять времени, господа. Андрей Валерьянович, вы приглашены для осуществления плана, который должен способствовать спасению России. Нам стало доподлинно известно, что император через генерал-адъютанта Татищева, втайне от всех, ведет переговоры с Германией. Судя по поступившим на днях от наших союзников сведениям, предварительные переговоры прошли успешно, а значит, официальное заключение мира дело полутора-двух месяцев.

– Извините меня! Но я правильно понял вас?! Сам государь решил заключить мир с германцами?! Это как-то… Гм!