Цепной пес самодержавия

Спустя два часа после того, как Неволяев оставил записку в условленном месте с указанием места встречи, ее забрала замурзанная девчонка - нищенка. Три агента, сменяя друг друга, аккуратно за ней проследили, после чего мы выехали по указанному адресу.

Это был старый, просевший, с облупившейся штукатуркой и дырявой крышей, дом-ночлежка. После короткого совещания с городовыми и сыскными агентами, знавшими это место, как и его обитателей, нам стало понятно, что облава здесь ничего не даст. Слишком много ходов-выходов, и Бурлак, вполне возможно, ускользнет сквозь оцепление каким-нибудь подземным лазом, о котором просто не знали местные сыщики, поэтому было принято решение: ждать. Решение оказалось верным. Спустя какое-то время из дома выбежала та же замурзанная девчонка и, добравшись условленного места, положила под камень новую записку. Читать ее не стали, а просто установили засаду. Через полчаса после девчонки появился нищий и расположился так, чтобы с его места был виден тайник. Тянуть время мы не стали, и спустя пару часов, на условленном месте, появился Неволяев. Оглянувшись по сторонам, он достал записку, прочитал и сразу направился к нищему. Достав из кармана плотный пакет, аккуратно положил его в шапку, лежащую перед ним на земле, после чего не оглядываясь, пошел прочь. Судя по поведению ротмистра, это был не Бурлак, а совершенно незнакомый ему человек. Какое-то время бродяга сидел в прежней позе, поглядывая по сторонам, потом встал, переложил пакет из шапки в котомку и не торопясь пошел по улочке. Филеры осторожно, чтобы не спугнуть, потянулись за ним следом. Но спокойным было только начало слежки, так как нищий оказался довольно прытким и увертливым типом, начавшим кружить по улочкам и проходным дворам, пока не привел нас к частному дому, стоящему на окраине. После нескольких минут совещания решили, что выжидать не будем. Подскочив к двери, я ударом ноги выбил замок и влетел в комнату. Бурлак в этот самый миг сидел за столом, а перед ним лежали деньги, а с другой стороны стола стоял "нищий", жадно глядя на толстую пачку банкнот. "Стукач", вскочил с места и, выхватив нож, кинулся на меня, но получив прямой в челюсть, отлетел к стене. "Нищий" инстинктивно отпрянул в сторону и присел в испуге, прикрывая голову руками. Еще через минуту, оба лежали на полу, а жандармы, ворвавшиеся вслед за нами, деловито их обыскали, после чего поставили на ноги. Все найденные при обыске вещи были выложены на стол. Жандармский поручик, руководящий задержанием, подошел к Пашутину, который официально руководил операцией, и вытянувшись доложил: - Господин подполковник, в результате обыска были изъяты наган, браунинг, два ножа, а также деньги - пять тысяч рублей. Разрешите препроводить задержанных?

- Заберете Бурлака чуть позже. У нас к нему есть пара вопросов, а пока подождите с вашими людьми за дверью.

Когда все вышли, оставив нас с информатором наедине, Пашутин подошел к нему и спросил: - Где Арон?

- Не знаю. Даже если бы знал, ничего не сказал, - сейчас тот говорил с каким-то показным спокойствием. Ошеломление прошло, и хотя страх и напряжение на его лице были отчетливо видны, он не выглядел запуганным насмерть человеком, которому до виселицы остался только шаг.

- Героя - революционера решил изобразить, так это зря. Советую рассказать нам все быстро и без утайки, - как бы по-дружески посоветовал ему Пашутин.

- Я секретный агент, ваше высокоблагородие! Моя агентурная кличка Бурлак и господин ротмистр Неволяев это может подтвердить!

- Твой ротмистр уже покаялся в своих грехах! Теперь очередь за тобой!

- Может я что-либо противозаконное и сделал, но при этом не ведал, что творил! - голос "стукача" дрожал, но он продолжал гнуть свою линию. - Я человек подневольный, что мне приказывали господа начальники, то и делал! И на суде так скажу! Хоть режьте меня, но я своего держаться буду!

Пашутин усмехнулся и достал из кармана лист бумаги. - Грамотный?

- Да. А что это?

- На! Читай! Это показания бывшего ротмистра Неволяева. Он там пишет, что ты, иуда, чуть ли не в первых помощниках у Арона ходил.

Тот, услышав эти слова, помертвел лицом, хотел что-то сказать, но только громко сглотнул, причмокнув при этом губами и словно ядовитую змею, взял лист бумаги.

Несколько минут он читал текст, шевеля при этом губами. За это время лицо Кукушкина побледнело и осунулось, а бумага, в его руках, начала дрожать. Когда он закончил читать, руки его бессильно упали, и так он стоял какое-то время, глядя остановившимся взглядом куда-то в пространство. Его состояние легко можно было понять - он только что зачитал себе смертный приговор.

- Кукушкин! Где Арон?!

Резкий голос подполковника вывел предателя из прострации. Он вздрогнул, словно его ударили, какое-то время тупо смотрел на Пашутина и вдруг рухнул на колени и торопливо зачастил срывающимся голосом:

- Не губите, ваше высокоблагородие! Христом богом прошу! Умоляю! Я жить хочу! Жить! Что хотите, сделаю! Все подпишу! Что скажите, то и подтвержу на суде! Только жизни не лишайте!