Меня бросало то в холод, то в жар, а грудь спирало. Я задыхался так безнадёжно, словно из атмосферы выкачали весь кислород, вдыхай не вдыхай, не найдёшь ни капли. Где-то позади ещё можно было расслышать женский вой, но, возможно, мне он только чудился. Ведь всё-таки убежал я достаточно далеко. Жаль, от себя убежать было не так просто.
— Паша!
Я вздрогнул, обернулся. Это была Илона, она вывернула из-за угла, вся запыхавшаяся, растрёпанная. Платье развевалось от ветра.
— Да подожди же! Паша, — Илона подбежала почти вплотную, схватила меня за руки, испуганно прошептала, озираясь на случайных прохожих: — Ты должен вернуться. Сейчас же!
— Должен? — меня перекосило. — Я никому ничего не должен!
— Но твой брат…
— Какой он мне к чёрту брат!?
— Перестань! Послушай меня, — Илону трясло, она зашептала, как потерянная: — То, что ты сделал… твоя сила. Ты мог убить его, понимаешь? Убить! Он же только ребёнок. Твой брат.
— Такая же тварь, как его мать, — выплюнул я, в глубине души понимая, что Илона права, и цепенея от этого понимания. Да, возможно права. Но разве мог я вернуться? Снова посмотреть матери в глаза. Разве они там сами не разберутся? Они явно больше знают обо всех этих силах, не так ли?
— Боже, Павел, да очнись же! Речь о жизни. — На нас уже стали оглядываться пешеходы, и Илона заговорила тише. — Если ещё не поздно. Может, они спасут его! Боже… Если бы ты мог видеть Эмона этого мальчишки, то, что с ним стало после твоего приказа… Как бы не было поздно.
Против воли я почувствовал, что злюсь и на Илону тоже. Опять этот бред про каких-то Эмонов…зачем нужно было ехать сюда с ней? Это дело только между мной и моим прошлым, зачем ввязал в это её? Но до того как я успел что-то ответить, до ушей донеслась знакомая мелодия.
— Илона, у тебя телефон звонит.
— Ты вообще меня слушаешь?
— Ответь.
Она покачала головой, выпустила мои руки и полезла в карман. Выудив телефон, нажала кнопку приёма:
— Алё! Да, это я, — она помолчала немного, слушая собеседника. Лицо ее постепенно бледнело и вытягивалось. — Подождите, вы ничего не путаете. Не могла она. Она бы сказала, если… Что? Нет, подождите… Этого не может быть. Да, … — тут она посмотрела на меня, — … я приеду, да… Да.
Она положила трубку. Губы её дрожали, как у маленького ребёнка.
— Илона, что случилось?
Она молчала, и выглядела как человек, который внезапно узнал, что ему осталось жить всего несколько дней.
— Мои родители… — наконец выдохнула она. — Мне только что позвонили, они… — тут она не выдержала, отвернулась. — Кажется, с ними что-то случилось. Мне нужно ехать домой. Очень срочно. Извини… Это правда срочно. Тебе стоит вернуться к брату. А я пока, — она пошла куда-то вдоль по улице прочь, но я видел — она сама не понимала, куда ведут её ноги. Алое платье развевалось от налетевшего ветра. Я бросился следом.
— Что с ними? С твоими родителями?
— Я не уверена, но…
— Что тебе сказали?
— Несли какую-то околесицу. Словно папа… словно он умер. Ерунда какая-то. А мама… — тут она замотала головой, отрицая собственные слова. — Но этого не может быть. Не может быть, чтобы так, ведь правда, так не бывает? Наверное, это шутка, да? — она остановилась и посмотрела на меня, словно я мог пообещать ей, что худшего не случилось. Словно мог отменить беду одним своим словом. И я попытался. Я сказал:
— Это шутка. Неправда.
Илона слабо улыбнулась сквозь слёзы.
— Хорошо. Но я всё-таки поеду. А ты сходи к брату. Может быть, ещё не поздно. Нет, не иди за мной. Мне правда… я хочу одна побыть. Встретимся в деревне, ладно?
Дальше она пошла одна, я только смотрел в её удаляющуюся спину. Летний ветер трепал её красное платье, похожее на ситцевый парус. Мне казалось, с каждым её шагом что-то во мне переламывается, точно я попал в железные жернова и вместе с собой утянул в них всех, кто попался на пути.
Моего отца размозжило первым — я ещё был в чреве, а уже успел испоганить ему жизнь. Грача затянуло случайно, просто потому, что оказался рядом в неподходящий момент. Мать тоже не спаслась, как бы она ни пряталась, как бы ни откупалась деньгами и обещаниями. Брата поглотило живьём, он даже вскрикнуть не успел. Последней зажевало Илону, раздробило в такую мелкую крошку, что теперь ей себя за целую жизнь не собрать. Ведь если бы не я, она осталась бы дома, и ничего бы не случилось…
Вся эта кровь на мне, все эти судьбы исковеркал один единственный “я”.
Руки сами собой потянулись к нагрудному карману, а в следующий миг я держал перед глазами прямоугольную картонку с чёрными цифрами номера.
Павел-подросток обнаружился по улице выше, он забился в переулок, привалившись, сидел у пыльной стены, с такой силой прижимая к уху кнопочный телефон, что цифры, наверное, отпечатались у него на щеке. Другой рукой он держал смолившую сигарету.
Он казался напуганным, даже отчаявшимся, и Алек с удивлением понял, что не испытывает презрения, одну лишь усталость.