Центурион

— В твоей подаче звучит довольно резко.

— А что нам еще остается? — Катон устало вздохнул. — Если мы оставим их здесь и вместе с ними оголодаем настолько, что не сможем сражаться, цитадель падет, а Пальмира подпадет под Парфию. Император этого не допустит и разразится война, в которой погибнут десятки тысяч. Так что если мы поступимся одними беженцами, то это в конечном итоге хоть как-то себя оправдает.

— Может, и так, — отозвался Макрон. — Но сейчас есть вопрос и понасущней этого.

— Какой же?

— Не будем забывать, что для нас уготовил князь Артакс, если он только займет цитадель.

— Я это помню.

Макрон пожал плечами:

— Если дойдет до выбора между беженцами и нами, у меня вопроса не возникнет.

Катон не ответил. Ему сейчас подумалось об угрозе царственного отпрыска перебить всех римлян, какие только отыщутся в цитадели. А это значит, что сюда войдет и дочь посланника Юлия — причем прежде чем расправиться, ее бросят на потребу артаксовым воякам. При мысли об этом в Катоне поднялась тяжелая ярость, а с ней, как ни странно, что-то непередаваемо нежное, какая-то сладкая истома в сердце. Катон потянулся к кувшину и сделал из него несколько крупных, жадных глотков.

Макрон смешливо за ним наблюдал.

— Эк дорвался. Ты что, вино в первый раз видишь?

Катон опустил кувшин.

— Да так, чего-то захотелось. День выдался долгий.

— И не только, — рассмеялся Макрон. — Ох уж эта твоя страсть к приуменьшениям…

Засмеялся и Катон. На какой-то момент напряжение всех этих дней отлегло; было отрадно, что в предстоящей борьбе они будут вместе, бок о бок. И чем бы она ни увенчалась, какова бы ни была вероятность поражения и смерти, у Макрона всегда каким-то образом получалось внушить, что из заварухи они в очередной раз выйдут целыми и невредимыми. И как это у него выходит.

Катон встал и, крякнув, сладко потянулся.

— Куда-то пошел? — спросил Макрон.

— Пойду еще разок проверю часовых на сон грядущий. И сразу назад.

— Смотри у меня. Тебе нужен отдых. Он всем нам не помешает.

— Ты мне за мать родную?

— Вовсе нет. Просто я твой вышестоящий начальник. И приказываю тебе как следует выспаться.

Катон с улыбкой вытянулся в комичном салюте:

— Слушаю, мой господин!

Префект вышел из конюшен и поднялся на стену. Сегодня ночью в карауле стояла Вторая Иллирийская, и Катон прошел от поста к посту, проверяя, чтобы его люди были начеку и внимательно смотрели за врагом. Часовые были вымотаны не меньше остальных, но они знали кару, которая полагается за сон на дежурстве — смерть через побивание камнями, — и поэтому добросовестно расхаживали по отведенному им участку стены. Проверив последний из постов (дежурный центурион оказался на высоте: обеспечил и пароли, и отзывы, и своевременную смену караулов), Катон взошел на сторожевую башню, поглядеть напоследок на город, прежде чем бухнуться спать (от усталости он едва держался на ногах).

На верху лестницы он остановился отдышаться, вслед за чем шагнул на площадку, кивком ответив на салют ауксилиария, что караулил уложенные для костра дрова. На толстом листе железа столбиком стояли пальмовые поленья, а под ними возвышалась горка трута, готовая к растопке. С листа еще не был сметен пепел от предыдущего костра, что послужил нынче сигналом Макрону штурмовать восточные ворота города. Катон приблизился к башенным зубцам, с которых открывался вид на агору, и глянул на отдаленный храмовый двор, где весь день за починкой своего осадного орудия копошились повстанцы. Факелы выхватывали из темноты конструкцию, на которой перерубленные канаты уже успели заменить на целые, а теперь две длинные людские цепочки налегали на шкивы и вороты, приводя таран в надлежащее положение и торопливо привязывая канаты к деревянному каркасу под обшивкой.

Наблюдая за суетой в стане врага, Катон с неуютным чувством понял, что к утру, когда рассветет, стенобитное орудие будет уже фактически готово. Отважная вылазка греческих наемников обошлась неприятелю всего-то в день работ. Вот и все, чего удалось достичь, не считая отвлечения внимания врага от атаки Макрона на восточные ворота. Да, негусто. Однако Катон служил в войсках уже достаточно долго и понимал, что всего один день может подчас приравниваться к победе или поражению.

Он медленно обвел глазами прилегающую окрестность. Уличные огни по ту сторону города давали представление о масштабах приготовлений врага. Было ясно, что по численности запертый в цитадели гарнизон ему безнадежно уступает. А если к городу до прихода Лонгина подойдут еще и парфяне, то надежды не остается никакой.

Послышался приглушенный звук шагов: на башню взбирался кто-то еще. Но Катон был так утомлен и к тому же погружен в свои невеселые мысли, что даже не озаботился оглянуться.

— О, да это префект Катон, — послышался сзади голос Юлии.

Катон обернулся, машинально напрягшись под личиной официозности.

— Госпожа Юлия?

— Что вы здесь делаете? — резковато спросила она, тоже в некоторой растерянности.

Катона это вторжение застало врасплох, и он лишь натянуто бросил:

— Служба. А вы?