Центурион

Из казармы возвратился посланный Архелаем за снаряжением воин, и Катон возвратил греку щит и копье. Как только он застегнул снизу шлем, надел щит и взял сариссу, командир выкрикнул приказ сомкнуть ряды. Катон обратил внимание, что кое-кто из воинов ближнего ряда несет на себе небольшие заплечные сумки.

— Поджигательный материал, — пояснил тихонько Архелай, видя вопросительный взгляд римлянина. — Мы сейчас идем к тарану, который мятежники сооружают перед храмом на той стороне агоры.[20] Его надо пожечь. И его, и все, что может чем-нибудь пригодиться нечестивцам.

Командир, ступив в передний ряд построения, выкрикнул еще один приказ. Несколько греческих воинов, поднатужась, с кряхтением подняли бревно запора. Высокие, массивные клепаные створки из тяжелого дерева с тугим скрипом подались. Командир поднял над головой сариссу и, оглянувшись, воззвал:

— А ну, покажем им!

Передний ряд синтагмы выдвинулся впереди остальных, за ним через ворота густо двинулась остальная колонна. Катон вышагивал сбоку от Архелая, в нескольких рядах позади передового. На выходе из ворот сердце вторило шагам неистовым стуком. Если недавно насчет своего участия в вылазке он еще сомневался, то теперь ради помощи своему другу, ради всей Второй Иллирийской он чувствовал себя просто обязанным приблизить этот жизненно важный прорыв колонны к цитадели. И вот Катон, пригнув голову и стиснув зубы, шагал с копьем и щитом в составе выкатывающей из ворот колонны; шел на завалы, сооруженные мятежниками с целью перегородить улицы, ведущие от цитадели к агоре.

— Бегом! — рявкнул командир, и все вокруг начали стремительно набирать ход; стучали по мостовой сандалии, клацали о бедра ножны мечей, рвалось наружу тяжелое дыхание. Сквозь беспорядочный шум броска послышались тревожные крики со стороны повстанцев. Впереди спешно разжигались жаровни, вдоль заграждений поднимались черные изломы теней; заблестело оружие, выставленное навстречу бегущей по открытому пространству агоры синтагме дворцовой стражи. Во дворе храма Катон успел мельком заметить дощатый навес недостроенного стенобитного орудия. Край неба над строениями уже осторожно светлел, и грядущий рассвет оставлял все меньше шансов Макрону и его колонне проникнуть в город под покровом ночи.

Командир синтагмы первым подбежал к заграждению из перевернутых повозок и бревен, что было устроено на открытой стороне храмового двора. Пытаясь достать, он ткнул сариссой поверх перевернутого рыночного лотка в ближнего из повстанцев. Тот, однако, успел отпрыгнуть и, нырнув за щит, ударил мечом по древку копья в попытке выбить его из рук нападающего. Со всех сторон к заграждению волной подкатывались греческие наемники, разя повстанцев, и вот уже один из эллинов ловко взобрался и спрыгнул с той стороны завала, укрываясь щитом и держа наготове копье. С дикарскими воплями он стал веером делать выпады, зачищая для своих товарищей место под дальнейшую атаку. Те один за другим перелезали, спеша к нему присоединиться. Катон держался за плечом у Архелая, в то время как впереди несколько воинов занимались частичным разбором завала: выворачивали бревна, ставили и откатывали арбу на тяжелых колесах.

Катон, улучив момент, оглянулся на цитадель. Наверху сторожевой башни занялся небольшой огонь. Вот он взметнул сноп искр, и во тьме сполохами взвились золотисто-рыжие языки пламени. Сигнал подан; теперь колонна Макрона с минуты на минуту начнет штурм восточных ворот. Катон истово взмолился Фортуне, чтобы эта вылазка как можно сильнее отвлекла внимание повстанцев от приступа римлян.

Воинам удалось проделать в завале брешь, и теперь они силились ее расширить для прохода товарищей на ту сторону храмового двора. Катон стойко держался за Архелаем, протискиваясь вперед среди других наемников. Небольшая площадь перед храмом представляла теперь собой хаотичное скопище фигур, сцепившихся в жестоких поединках. Враждующие стороны можно было различить разве что по эллинским гребням и конусам шлемов повстанцев.

— Рази! — выкрикнул командир.

Архелай, тыча копьем, расширил трактовку:

— Давай, ребята! На копья их, тварей!

Накренив копье, он ринулся вперед и всадил его в спину убегающему врагу, который, прежде чем упасть, раскрылил руки и выронил зазвеневший о плиты двора меч. В общую свалку влез и Катон; поглядывая по сторонам, он для большей опоры шел чуть расставив ноги, чтобы не опрокинуться под внезапным ударом. Слева раздался пронзительный вопль, и он едва успел вскинутым щитом отвести дико клацнувший удар меча. Крутнувшись, Катон сделал выпад копьем, который повстанец отразил с презрительным смехом и рубанул снова — и раз, и другой, и третий. Под градом его ударов Катон неуклонно пятился, отчаянно блокируя разящие выпады. Применить сариссу никак не получалось, да и вообще без навыка толку в ней было мало.

— А ну ее, — рыкнул Катон, отбрасывая копье и протягивая руку за мечом. Верный гладиус вышел из ножен со знакомым скребущим звуком.

— Ну давай, посостязаемся, — чуть отводя руку в сторону, пропел Катон. — Посмотрим, из чего ты скроен.