Центурион

Ауксилиарий с польщенной улыбкой принял древко.

— Благодарю, господин префект. Сила и честь.

— Катон! Катон! Где ты, дружище?

Обернувшись на взволнованный голос Макрона, Катон увидел, что легионеры успели разделаться с головой Артаксовой колонны и теперь приближаются к изрядно потрепанным, окровавленным людям Второй Иллирийской, скопившимся вокруг неприятельского стяга. Вокруг густо лежали тела и повстанцев, и римлян, поодиночке и грудами, а в сторонке стояла горстка пленников, подавленно озирая сцену побоища.

— Клянусь богами, — бормотал Макрон, пробираясь через трупы к Катону, — ну и резня… Как ты, друг мой? В порядке ль, жив-здоров?

Видя на лице друга обеспокоенность, Катон только тут понял, что и шлем, и лицо его перепачканы кровью.

— В полном порядке, мой господин. И жив, и здоров.

— Ай хорошо, ай отрадно. — Макрон приятельски ударил его по плечу. — Славная работа. А это, я понимаю, наш досточтимый Артакс?

— Он самый. Надо бы, чтобы кто-нибудь занялся его рукой.

— Ты думаешь, имеет смысл? — пожал плечами Макрон. — Мне кажется, нет. Сомневаюсь, что он переживет встречу со своим горячо любящим отцом.

— Едва ли, — согласился Катон. — Но это их дело. А мы, если доставим его к Вабату живым, можем добиться от венценосца каких-нибудь благ. И теперь, когда устранена парфянская угроза…

Он, обернувшись, оглядел поле битвы. С окончанием сражения, когда начала оседать пыль, становился виден масштаб потерь врага. Парфянское войско было разгромлено наголову; сейчас его разрозненные остатки безжалостно преследовала кавалерия Лонгина и кое-кто из пехотинцев. Большинство уцелевших парфян бежало в теснины и овражки пересеченной местности, пытаясь хотя бы там укрыться от воодушевленных победой римских солдат.

— А что, — заметил Макрон со смешком, глядя, как друг озирает поле боя, — получается, сработала твоя затея.

Катон обернулся и поначалу робко, а затем уже и открыто рассмеявшись, признал:

— Похоже, что да.

Вокруг Катона и его людей постепенно собиралась когорта Макрона, восторженно оглядывая работу, проделанную ауксилиариями. Вот чей-то голос из их рядов задорно крикнул:

— А ну, ребята! Второй Иллирийской слава!

Легионеры моментально подхватили призыв одобрительным ревом, и лица ауксилиариев после секундного удивления расплылись в радостных улыбках. С торжествующими криками они бросились тискаться с легионерами.

Сзади послышался стук копыт; обернувшись, Макрон с Катоном увидели подъезжающий отряд Балта. Князь широко улыбался, а при виде полоненного стяга глаза у него восторженно сверкнули. Остановив коня, он соскочил с седла и через тела пошагал к римским офицерам.

— Друзья мои, приятели! Вот это победа так победа. Парфия повержена — да что там, посрамлена! Это я вам говорю. Вы, часом, братца моего не видели? Может, кто-то отыскал его труп?

Макрон, посторонившись, указал в сторону Артакса:

— А вон он сидит. Живой, хотя, может, и не вполне здоровый.

При виде брата — бледного, полулежащего, с безжизненной кистью у груди — улыбка сошла у Балта с лица.

— Ты… Все еще живой?

Артакс, приоткрыв глаза, поднял на брата изнеможенное лицо, которое тем не менее кривилось дерзкой ухмылкой.

— Как видишь, братец. Живой, и даже очень. А когда отец меня такого увидит, я перед ним покаюсь. Со слезой покаюсь, буду плакать и стенать. Созна€юсь в самонадеянной пылкости своей, что подвела меня и толкнула на измену. И знаешь что? Он меня простит.

Макрон, слыша эти слова, расхохотался деревянным смехом.

— Да что ты, свет моих очей! Это после твоих-то проделок?

— А что? — Артакс, улыбаясь, пошевелился, но тут же сморщился от стрельнувшей боли. Когда он заговорил снова, лоб у него был в мороси холодного пота: — Вы не знаете моего старика. Как и у большинства отцов, особенно пожилых, у него есть слабость. Непреложное стремление потакать своему любимому сыну, что бы тот ни натворил.

Последовала тишина, во время которой каждый на свой лад обдумывал эти слова.

— Н-да, — первым произнес Балт, кивнув в тихой задумчивости. — А ведь он прав. Всяко может обернуться…

На этом он обернулся к ближним своим воинам и гаркнул команду. Прежде чем Макрон с Катоном успели спохватиться, в воздухе звучно стегнуло несколько стрел, пригвоздив Артакса к земле. Ахнув, тот расширенными глазами воззрился на брата. Но вот глаза угасли, остекленели, и безжизненное лицо Артакса каменно уставилось в небо, безвольно отвесив челюсть.

Балт, чуть склонив голову, умиротворенно оглядел недвижное тело.

— Только теперь уже вряд ли.

Глава 32