Центурион

Время разговоров кончилось, двое боролись не на жизнь, а насмерть. Дезет – пытаясь вырваться, наблюдатель – стараясь скатиться вниз, увлекая за собой врага. Стриж поразился силе, технике и яростному упорству полковника, он, задыхаясь, попытался разжать руки, вцепившиеся ему в горло, безуспешно – оба они перемазались кровью из раненого плеча Хиллориана. Обрыв крошился, осыпаясь. Противники более чем наполовину сползли за край. Упало еще несколько камней. Сцепившиеся тела покатились вниз, увлекая за собою лавину земли и истлевших, сломанных веток. Быть может, в этой лавине нашлось несколько крепких булыжников. Один из камней, катясь в безысходную пустоту пропасти, хрустко ударил наблюдателя в висок. Пальцы полковника разжались, выпуская ворот куртки Стрижа. Иллирианец освободился.

Поздно – подумал он. Слишком поздно. Карниз следующего яруса стремительно приближался. Несколько бесконечных мгновений Стриж смотрел, как навстречу ему несется циклопическая, до самого горизонта, чаша долины, искореженный пластик, чахлая растительность, камни цвета терракоты, резкие, подсвеченные, оттененные косыми лучами изломы уступов, твердый камень усеянного булыжником скалистого козырька над пропастью. Проигрыш. Последний взгляд на мир, который сейчас потеряешь. И не было больше spes.

Удар. Искры боли фейерверком взметнулись перед глазами Дезета. Мир вспыхнул и взорвался ослепительным белым пламенем, искрошился, рассыпался, погас. Стриж уже не видел, как безжизненное тело полковника ударилось рядом с ним о широкий карниз, отскочило и, кувыркаясь, полетело дальше – на самое дно Воронки Оркуса.

Интерлюдия

– Вниз! Живее!

Белочка остановилась перед непреодолимой преградой – обрывом. Внизу, всего в восьми метрах о нее, темнела куртка Дезета. Иллирианца наполовину присыпало слоем мелких камешков и сухого, измельченного суглинка. Вокруг валялись разбросанные взрывом ошметья горелого пластика и каких-то органических остатков. Обрыв уходил вниз отвесно, даже хуже того – козырек скалы нависал над спуском.

– Веревку возьми, дева.

Она вздрогнула – Иеремия подошел незамеченным. Она только сейчас заметила, что лоб старика украшает приличных размеров кровоподтек.

Джу схватила моток веревки, выбрала стальной, почти не проржавевший остов, наполовину утопленный в окаменевшей глине и завязала конец неуклюжим, но прочным узлом, потом, обдирая ладони, съехала по веревке вниз. Иеремия махал рукой сверху, что-то приказывая.

– Принимай мешок.

Она с трудом дождалась, когда обвисший гроздью рюкзак коснется карниза.

Иеремия спускался последним, кажется, спуск получился не слишком удачным – старый луддит приглушенно ругнулся, охнул, тяжело осел ком обвалившейся земли.

Белочка не смотрела – она уже склонилась над Дезетом, убрала кусочки сухой глины с его закрытых век. Иллирианец лежал неподвижно, но, кажется, оставался в сознании.

– Стриж!

Он открыл глаза – серые радужки почернели, переполненные расширившимися зрачками. Дезет попытался что-то сказать, но тут же прикусил губу, глуша стон. Джулия едва не заплакала – лицо Стрижа в несколько минут утратило загар, полученный под солнцем и ветром вельда – его выбелила неестественная, прозрачно-стеклянная бледность. Правый бок куртки насквозь пропитался кровью.

– Ты меня слышишь, Стриж?!

Он опустил и тут же поднял веки – “да”.

– Потерпи – я помогу тебе.

Джулия отбросила пси-барьер – и тут же беспомощно скорчилась. Страдание оказалось таким ярким, резким, внезапным, что она растерялась – бешеное бесцветное пламя хлестнуло плетью, опалило разум, затмевая сознание, невидимый груз гнул к земле, не давая распрямиться. “Он на грани смерти от болевого шока,” – это была первая мысль. Вторая – “Я не могу чувствовать его боли, у него же ментальный ноль”. Она не могла – но чувствовала, в этот раз Белочка, сама не зная об этом, посрамила электронные детекторы давно растаявшего свечкой Центра Калассиана.

– Стриж!

Она потянулась к разуму иллирианца, принимая на себя его боль…

Пытаясь принять. Ее разум ударился о холодную, гладкую стену, ограждающую сознание Дезета. Там, в давно забытом Параду, так было когда-то с Вэлом. Нет, с Вэлом было проще – он не умирал, он не был так замкнут, как иллирианец. Незримая, непроницаемая оболочка, без единой трещинки, не пропускала Белочку. И тем не менее Джу знала – там, за холодной стеной, бьется багровым огнем раскаленное страдание.

– Не умирай! Держись.

Стриж виновато мигнул. “Я бы хотел, но не получается” – его мысль была отчетливой – как будто сказанной вслух.

Джу вытерла мокрые виски и попыталась снова. Она отчаянно колотилась о стену, забыв о боли, беспощадно раня свою ментальную сущность, щедро черпая из запретного. Стена даже не дрогнула, щедро пропуская боль наружу и ни капли помощи – внутрь.

Джу отступила, лишь исчерпав свои возможности до дна. Иллирианец уходил, контакт с его разумом стал похож на бесцветную, прозрачную невесомую паутинку, потом пропал совсем.