Центурии

Гасконь под угрозой английского штурма,
Но дождь и мороз обесправят набег,
В Селине готовятся к действиям бурным,
Из холода в жар бросит яростный век.

Большой человек был повешен на рее.
За сколько же смерть покупает король?
Став белым, закон голубой не краснеет,
И Франция чувствует горечь и боль.

Огонь небывалый на море прольется,
Из плещущих рыб закипает уха,
Часть жителей больше домой не вернется,
Когда весь Родос стал похож на сухарь.

Становится кладбищем все побережье.
Повсюду разруха, и жителей нет в городах,
Ведь варвар в Монако, в Сицилии грабит и режет,
От лодок рыбачьих остался лишь прах.

Гонец был подхвачен железною рыбой,
Способной нырять до Романской земли.
Война управляет сиреневой зыбью
И к смерти большие ведет корабли.

Они разбивают ворота двух градов,
Насилия, голод, разбои, чума,
Живые здесь мертвыми сделаться рады,
Молитесь, чтоб Бог вам спасение дал!

Ждет голод людей, привезенных на остров,
Их мутит и рвет от древесной коры,
Но сходят дурные приметы с погоста,
Раз новый король лучший путь всем открыл.

Нет святости больше в соборах и храмах,
И попраны будут заветы Христа,
И с грудою старого, ржавого хлама
Смешается правды былой чистота.

Страна девять лет наслаждалася миром,
Но жаждущий крови убрал короля,
Народ погибает от гневного пира,
И новой свободы не видит земля.

Мне горько сказать, что жестокие эры
Опять завладеют мятежной землей,
И рабская будет царить атмосфера
Под маской любви и свободы большой.

Пусть знатные знают, что старший в их роде
Достигнет величья и к славе придет.
Но мощь эта страх поселяет в народе —
Потомкам предъявят мучительный счет.

Суд правый воскрес из античных фантазий,
Фанатиков злобных накажет монарх,
Сокровища в храмах их больше не дразнят,
Спокойный народ забывает про страх.

Пред смертью мы слушаем голос оттуда.
Пусть тело покинуто солнцем души.
День смерти духовным становится чудом
И днем возрождения стать порешит.

Со свитою в порт будут ждать королеву.
Отмстят ли за тех, кому выколот глаз?
Борьба направляется властью и гневом,
И берег был в брызгах от волн, как в слезах.

В Турин, в Пизу, в Асти нет доступа людям.
Правитель убит, и в руинах земля.
Кастор и Поллукс безрассудных осудят,
С воздушного судна за морем и сушей следя.

В тиранах узрят повелителей молний,
И падает с неба жестокий огонь.
Английская армия деспотов гонит,
Швейцарцы не будут под сильной грозой.

Грустит Богоматерь вблизи от вулкана,
И Этну увидел белеющий храм.
 Здесь все виноградники в горе и ранах,
Все губит разливом рек северных стран.

Дожди помешали движенью двух армий,
И небо и море — сплошной водопад,
Не могут забыть даже спящие камни
Смерть этих семи, презирающих ад.

Пришельцам фортов для защиты не нужно,
Свободна от жителей эта земля.
Дороги, поля, города вырастают здесь дружно,
Но войны грядущему беды сулят.

Жестокое рабство ждет многие страны,
И взгляд василиска страшит короля.
Пусть братьям и сестрам напомнит о ранах
Покрытая кровью и горем земля.

Посол с неизвестным столкнулся в просторах.
Кораблик настигнут большие суда,
И к черному мосту притянут с позором,
Канаты и цепь отражает вода.

Солдаты не видят затопленный остров.
 Земные деревья в воде не живут.
 Клокочет волна исполинского роста,
И Ангелы смерти хоралы поют.

Но как умудрились разумные птицы
Орлиный дворец на крыле перенесть?
Пусть враг за рекой не устанет дивиться —
Военные хитрости трудно учесть.

Над зверем теперь уж не будет опеки.
Голодные звери плывут через Истр.
Решетки тюрьмы новым выбиты веком,
Дух бури немецкой над бездной повис.

Игра в благородный Союз провалилась,
И взят был обманом достойный наш форт,
Луару безвинною кровью залили,
Над Роной с Гаронной занесен топор.

Пожары и кровь станут знаком эпохи,
И бой проиграет большой человек,
А город израненный смотрит со вздохом
На По и Тезину, на трупы у рек.

Доносится с неба глас вещий и трубный,
И будущих бедствий нельзя избежать.
Замки с откровений сбивать очень трудно,
И трудно народам богов постигать.

Напрасно его признают за пророка
И будут дивиться заветам его.
Восставший народ чуда ждет раньше срока,
Потомкам своим не добыв ничего.

Восток сорван с мест ради власти над светом
Снега, горы, воды — в лавине людской.
Летают по воздуху, точно кометы,
Снаряды, разбившие прежний покой.

Он станет живым воплощеньем террора
И более дерзким, чем сам Ганнибал.
Ничто не сравнится с кровавым позором
Деяний, каких еще мир не встречал.

В Кампанье, в Кастилии засуху знают,
Но только такой не случалось вовек:
Трава и листва без дождей пропадают,
И высохли русла у жаждущих рек.

В Далмации — кровь, молоко и туманы!
В Словакии — слезы, стенанья и плач,
Чума и война станут Базельской раной,
И зверь из Равенны страшней, чем палач.

Могучий поток был низринут с Вероны,
Близ устья распухшей, мятущейся По,
Корабль затонул, видя берег Гаронны.
Когда ж генуэзцы вернутся в свой дом?

Безумная злость освятит поединок,
И шпаги всех братьев сверкнут у стола.
Готовности к сговору нет и в помине,
Вся Франция адской дуэлью больна.

Две речки о бедствии том не забудут,
Два дома во тьме полыхают огнем,
Два знака и Солнце печальными будут,
Сгоревших же станут опазнывать днем.

Тиран перехватывал письма пророка,
Чтоб вскрыть их коварной и жесткой рукой,
Но знай: безнаказанность проклята роком,
И смелая мысль не уйдет на покой.

На выручку посланы лучшие части,
Удастся ль отбить нам захваченный форт?
Разбой и чума обе стороны держат во власти,
Десятки убитых для них не укор.

Звезда восходящего скоро погаснет,
И был не у власти безвольный монарх.
Взял верх созидатель несбыточных басен:
Парадом командуют хитрость и страх.

Разрушены школы республик свободных,
Тиран отменяет нежесткую власть.
Германцу, испанцу, Италии грозы пригодны,
От дерзких оружий все может пропасть.

Горят корабли горевыми кострами,
И звери обиды несут парусам,
На сушу и море тревогу направят.
Когда же покой нам дадут небеса?

Великий бульдог воет тягостным воем.
Из траура вспыхнет свет новой звезды.
Двух солнц за семь дней даже тучи не скроют.
Святой после смерти на землю глядит.

Всесильный тиран погибает в постели.
Вся в ранах нога, перебито плечо.
Собаки, петух и коты свежей крови хотели,
И храбрость согрета надгробной свечой.

Три принца усердно врагов своих множат,
Комета с раздорами дружит всегда,
Змей в Тибре совсем не легко уничтожить,
Гнев неба познают земля и вода.

Пришли музыканты к блистательной леди.
Звучали цимбалы, звенела труба,
И колокол пел баритоновой медью,
Орла улететь заставляет борьба.

Несчастна та мать, что родит Андрогена!
Воздушная битва мир кровью зальет!
Но судьбы безвинно погибших нетленны,
И помощь комета Земле принесет.

Мотор разовьет сумасшедшую скорость,
Тараном пробив неприкаянный век.
Война будит мысль человека, который
Науке дает Прометеев разбег.

Дряхлейший противник отравлен был ядом,
И ожили прежде душимые им,
Спасаясь в пещерах, гонимые каменным градом,
Сумели они от невзгоды спастись.

Солдаты вершины штурмуют так скоро,
Раз к Рыбам вернулись Сатурн, Арий, Марс.
Сайгонцы! Ведь мозг ваш отравлен позором:
Никто из петли капитана не спас.

Созвездья не скроют мелитцам всей правды:
Не всех покоритель сумел обольстить,
Бежавшие в Родос, в Бизанс будут рады,
Так мало желающих с бурей идти.

Бывает, что старая рана солдата
Опасней, чем вред, нанесенный врагом.
Осада с Брюсселя и Ганда не снята,
И ветер войны завывает кругом.

Число жертв, как видимо, семьдесят восемь.
Пожар, и весь Лондон в огне, как в крови.
Мадонну на паперть горячую сбросит.
И вера в ожогах, раз мало любви.

Там жить под ударом двух землетрясений.
Два моря затопят Коринф и Эфес.
Война двух врагов! Слышны шумы сражений,
И бурей срываются звезды с небес.

За что нас преследуют горе и беды?
Быть дикому бедствию в этом порту,
Здесь губят невинных, безмолвствует небо,
Но честь знатной дамы хулы не сотрут.

Весь город у моря — в тоске и испуге,
И вождь опасался внезапных атак,
Что знатных и бедных пришельцы погубят,
Что девушек схватит неведомый враг.

Его полководец адрийцев прославил,
В речах на пирах он творил чудеса.
Но сам он погиб, не уйдя от расправы,
Страну от руин не умея спасать.

Корабль разобьется о скалы на море,
Погибнет Аббат, раз почует беду,
И тот, кто ушел от меча и от мора,
Был молнией ярой сражен на ходу.

Стена обвалилась еще перед боем,
И гибель великого встретят с тоской,
Кровь смешана с глиной и кажется гноем,
Разбитая лодка не сладит с волной.

Нет рук и нет ног, только хищные зубы
У страшного шара, что грозен, как черт.
 Кого он с изменником вместе погубит?
Луна осветит покидаемый порт.

Фронт Франции рвет Провансальские земли,
 Нептун, видно, действует с ним заодно,
Нарбонн же и копьям и дротикам внемлет.
 И Марс метит город кровавым пятном.

В крови будут волны, на дно канут трупы убитых.
Доволен и мул, раз накормят овсом.
Прервались б скорей Пуникийские битвы,
Чтоб дух перемен не полег под косой.

Над гаванью свищет стрела с арбалетов,
Солдаты по лестнице к форту взнеслись.
 Кровавые руки над брешью воздеты,
И пламя и дым за рекою рвались.

О люди и звери! Вас ждет катастрофа,
Мабус к вам идет, чтоб средь вас умереть.
 Комета с возмездья срывает покровы,
Разбои, кровь, жажду неся на хвосте.

Флот Франции не для угрозы Осону.
Честь Марны и Сены лежит на весах.
Но новой стены не пробьешь и не сронишь,
И жизнь Властелина возьмут небеса.

Женевцев томить станут жажда и голод,
Но Бог ослабевшему помощь дает.
В Иллирии скорбь будет действовать скоро.
Поверьте, что флот в этот порт не войдет.

Шум парка наполнен бедой небывалой,
Созвездья прольют окровавленный свет.
На палубу мачта, как факел горящий, упала,
Теперь Инсурбия не встретит рассвет.

Он схвачен толпой у дворцовой колонны,
И город в осаде спасется от тьмы.
Позднее судьба не была благосклонной
К вождю, что когда-то бежал из тюрьмы.

Предвижу раздел океанских просторов.
И новые страны над белым пятном.
Дуэль кораблей разыгралась на море,
И плавают бочки с продавленным дном.

Взметнувшие Север — в могучем стремленье
Широко врата распахнуть в океан,
И Англия жаждет расширить владенья,
Тесня паруса неугодных ей стран.

Величье монархии рвут разногласья,
На время лишь счастлив французский король,
Со знати соседей срываются шляпы ненастьем,
И к нам перейдет безысходная боль.

С небес рвутся дротики, камни, раздоры,
Людей и деревья свирепо круша,
Но зверь ужаснется былого террора,
Когда искупления жаждет душа.

В Сицилию толпы изгнанников гонит,
Их голод и смерть обойдут стороной,
Их поздно искать, и их рок не затронет,
Раз жизни согреты счастливой звездой.

В Италию вторгнется армия галлов,
И римляне, изнемогая в борьбе,
Опять близ Тицина от страха воспряли,
Но под Рубиконом им не до побед.

Урод троерукий иль демон сражений
Три трона для Эндимиона несет.
Бенекльский берег фуцинские волны оценит,
И порт Лориньона война захлестнет.

Их видят и Сена с Осоном и Роной,
Привал их вблизи Пиренейских вершин,
Недолго пришедшим под знаком Анконы
Все судьбы и моря и суши вершить.

Чей труп возле дома злых птиц беспокоит?
На золото можно сухарь променять.
Ведь бушель пшеницы так дорого стоит,
Что люди друг друга готовы пожрать.

Свет молний в Бургундии будет зловещим,
Точь-в-точь раскаленные копья в аду,
Сакристы в сенате коварством заблещут.
Раз тайные цели врагу отдадут.

Пожар озаряет свистящие стрелы
И черные чаны с кипящей смолой,
Противники стены разрушить успели,
Предателей скрыл тайный ход под землей.

Нептун выпьет кровью наполненный кубок,
И галл с пуникийцем уходят ко дну.
Меч в ножнах, но мир острова не полюбят,
Мечта о пространстве не может уснуть.

Муж чернобородый умеет сражаться,
Презрев величайшую ярость и гнев,
И Генрих Великий способен сражаться,
Спасенных из плена в Селине пригрев.

Большой человек оказался плененным.
Покой лечит раны и тел и души,
Но он не из тех, кто навек побежденный,
Спастись от врагов он серьезно решит.

Волной бьет преемника Девкалиона,
И город с небес поливало огнем,
А Либру не тянет к ее Фаэтону,
И флот африканцев сардинец клянет.

Голодные рыщут у логова волка
И думают зверя живьем захватить.
Здесь старший пред крайним проявит сноровку,
И властных в толпе бесполезно учить.

Юра и Суабия — в сильных туманах.
Посеявший битвы увечья пожнет.
Руинное время из мглы не воспрянет,
И рана солдата, поверь, заживет.

Но целых полгода и девять дней горших
Дожди позабыли об этих полях.
В Кампанье, в Сиене и в Остии ропщут,
В Далмации чуждый язык не зачах.

Живой арбалет мечет молнии с неба,
И кровь с лигурийской смешалась водой,
Цени независимость, где бы ты ни был,
Лион над Орлом вознесен был судьбой.

Давно Адриатику штормом шатает,
Здесь в щепы разбиты большие суда,
Египет горячка земли ожидает,
И горем пропахла морская вода.

Честь викингов смешана с кровью немецкой,
И он занимал позолоченный трон,
И рабство и воды знакомятся с дерзким,
Он знатною женщиной не укрощен.

Весь округ в плену у золы и развалин.
Седьмому и пятому горестно жить.
А третий надежды в мечи переплавит,
И армиям ближе не Экс, а Париж.

Богатства и земли своим обещая,
Увяз этот демон по горло в крови,
Два сильных великий союз заключают,
Желая вампира совсем затравить.

Разбитая Венгрия жизнь переменит,
Законы Востока разлуку сулят.
Кастор и Поллукс! Во вражде ваши тени!
И выпьет столица страдальческий яд.

Под утро быть солнцу бледнее пожаров,
И к северу тянутся грохот и дым,
Что голоду меч, наносящий удары,
И плач материнский столетьям не смыть.

Расплавленным золотом светится небо,
Чудесный огонь стал убийцей людей,
В открытьях есть зло без духовного хлеба,
Изгнанье и смерть появились везде.

От Тибра до Ливии веет грозою,
Бьет пламя из замка и окон дворца,
Строитель больших кораблей — пред огромной бедою,
Ему не уйти от плохого конца.

Великий француз одолел оборону,
Велик нанесенный Италии вред,
Не пустят в изгнание четверть мильона,
И люди у моря натерпятся бед.

Полки бунтарей на захваченном поле,
И много пустых и покинутых мест.
Народ! Нет тебе благоденствия боле,
Раз братская бойня готовится здесь.

Все небо окрашено кровью пожаров…
И ночь озаряют мечи и разбой.
Здесь перс македонцам наносит удары,
И Рона истерзана зверской войной.

Две речки красивейший город омыли,
Но римлянин Понтиф не вступит на мост.
Кровь брызнет на землю, покрытую пылью,
Чтоб куст ярких роз из несчастия рос.

Воспрянет фанатик идеи кровавой.
Ко Льву жмется Солнце над грешной землей.
Будь проклята эта вселенская слава,
Омытая жертвенной кровью людской.

Флот вдаль унесен резким северным ветром,
И кельтов пугает решительный час.
Пусть Рим недоволен был Францией дерзкой:
Пророчества стали звучать как приказ.

Гудят острова, как встревоженный улей,
Но их не сломает военный сюрприз.
На твердую линию люди вернулись,
С вождем все грабителей бить поднялись.