Читаем Центромурцы полностью

После обеда, как полагается, сигара и разговор перед огромным камином. Камин на крейсере с паровым и электрическим отоплением существовал специально для уюта. Топили его исключительно инженер-механики. Это тоже было традицией, но, вероятно, более позднего образования.

Приятно сидеть в глубоком кожаном кресле, смотреть на огонь, слушать щелканье бильярдных шаров за зеленой драпировкой.

- Играют в Нептуновы шарики, - из глубины соседнего кресла объяснял Пирс. - На качке эти самые шарики гуляют. Бить их, следовательно, приходится влет. Играют американку, на удар дано тридцать секунд, шар, попавший в лузу без посторонней помощи, не засчитывается.

Болотов кивнул головой. Это тоже было непривычна и хорошо.

О том, что русским офицерам надлежит находиться с русской командой, он уже забыл.

9

Подвесная койка раскачивалась во все стороны. Проснувшись, Болотов прямо перед собой увидел дрожащую люстру и ничего не понял. Хлопали двери, звенела посуда, но все покрывал шедший снизу глухой гул.

Над краем койки вынырнула голова вестового.

- Вставайте, сэр! - сказал он. - Вставайте, сэр! Ванна готова!

- Что случилось?

- Ничего особенного, сэр. Ванна.

- Я спрашиваю: почему нас трясет? - рассердился Болотов.

- Вероятно, мы идем по камням, - прислушавшись, ответил вестовой. У него было заспанное лицо и полуоткрытый рот. Его совершенно не интересовало, что именно делается с крейсером.

- Ванна, сэр!

Спускаясь с койки, Болотов запутался и вместе с тюфяком выпал к ногам вестового. Вскочил от сильного толчка снизу.

- Что же это такое?

- Полотенце, сэр.

Действительно, на вытянутых руках вестового лежало большое мохнатое полотенце. Болотов открыл рот, но сказать ничего не смог.

В эту минуту он был до того похож на своего вестового, что вошедший в кают-компанию лейтенант Дольберг ударил себя по фиолетовой пижаме и оглушительно расхохотался.

Болотов хотел рассердиться, но не смог - слишком хорошо хохотал лейтенант Дольберг.

- Идем купаться, мистер Болотов.

- Что с кораблем?

- Лед, мистер Болотов. Мы пробиваемся сквозь льды. Полярная экспедиция знаменитого корабля "Кокрэн" с портретами участников, цена три шиллинга шесть пенсов. Идем купаться!

Ванны были вроде огромных умывальных чашек, круглые и глубокие. Их снимали с подволока, наливали дымящейся водой и раздвигали по местам, расплескивая воду на кафельном полу. Сидя в них, намыленные громко разговаривали, стараясь услышать друг друга сквозь банный гул.

Дольберг вылез из ванны и, блестя большим розовым телом, начал скакать через веревку. Плавая в белых облаках, ему подсчитывал похожий на Саваофа старик ревизор. Согнувшись пополам, насвистывал ему пронзительный шотландский марш костлявый трюмный механик.

Хорошо начинать день ванной.

А после ванны - пить чай с поджаренным хлебом и густым апельсинным вареньем. Для тела - овсянка и яичница, для души - чистая скатерть, солнце на блестящей посуде и веселье на выбритых лицах.

Разве это похоже на жизнь "Соколицы"? Разве это не может содействовать развитию дружеских чувств?

- Так чашку не держат, мистер!

В упор, прямо на руку с чашкой, смотрит резиновое лицо старшего лейтенанта Уэлша. Лицо, которому не хватает монокля.

- Ручка существует специально для того, чтобы за нее держать чашку. Держать чашку, как стакан,- просто неприлично.

Болотов вдруг понял, что Уэлш обращается к нему. Потемнел, но вовремя сдержался. Поставил чашку на блюдце и снова поднял, на этот раз за ручку.

Разговаривать не хотелось. Надо следовать английскому уставу. Рука его не дрожала, но чай он глотал с трудом.

- Уэлш! - с конца стола точно скомандовал старший офицер, и Уэлш коротко поклонился.

Отказавшись от второй чашки, Болотов встал.

- Идем наверх, - предложил Дольберг. Уже в дверях, обернувшись, пробормотал: - Старая дева. Самоучитель благородных манер с иллюстрациями и диаграммами в удешевленном издании.

От холода на верхней палубе Болотову полегчало.

С обоих бортов был белый лед и черный отдаленный берег, Наверху перистые, солнечные облака, а под ногами дрожащий от напряжения крейсер.

Он шел, тяжело пошатываясь и подскакивая, точно грузовик на выбитой мостовой. Медленным, трудным ходом проламывался вперед, пока не останавливался, зажатый Льдом. Тогда наступала тишина, а За ней отрывистая дрожь работавших полным ходом машин.

Пирс вышел из-за башни, подошел к борту и перегнулся через поручень. Потом, выпрямившись, обернулся. Лицо его казалось длиннее обычного.

- Не нравится мне, Гришки, эта игра в ледокол. Либо поломаем винты, либо засядем в этих льдах до сильного потепления, которым, по слухам, будет сопровождаться второе пришествие... Тяжелые льды и упрямый крейсер - опасная комбинация.

Крейсер медленно отходил назад, чтобы взять разгон. Шипя, крошились льдины, и тонким голосом кричала качавшаяся в небе чайка.

- Капитан у нас шотландец, - объяснил Дольберг.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии