Центр роста

Там имелась Зона Утех. Стерильные простыни, шифоньеры, зеркальные столики, трюмо, амурная лепка, зеркальный потолок и широкое ложе на пятерых под съемным балдахином; ковры и тайные вентиляторы, колышущие ворс, как траву. Стерильная Зона. Прозрачная, офисная мебель, черные ящики, кожа, компьютерное изобилие, пульты управления и управление пультами. Антикварная Зона: купеческие сундуки, ухваты, сабли, шашки и палаши, перекрещенные на стенах; марсианские и лунные глобусы, карты древнего мира в его же, древнего мира, представлениях и границах; рулоны и свитки; заспиртованная нежить, рептильные чучела (подарки от завуча?). Зона для срача и непотребства: гуттаперчевые изделия, уже распечатанные, презервативы на любые вкусы, запахи и осязание; цепи и петли, хлысты, видеотехника, настоящий бар со стойкой, встроенный в стену, и за стойкой бармен, восковая фигура, а чуть поодаль - восковая фигура тапера за фоно: оба - роботы, переделанные из клонов. Порнографические плакаты и снимки помельче; бандажи, клистиры, груда свежего белья пополам с использованными полотенцами; снова - ложе, полностью оголенное, с одинокой подушечкой-думкой. Напитки всех стран и народностей, сервировочный столик. Жилая Зона: всего понемногу - в ней-то они и находились.

- А ты - мущщщина широких взглядов, - не то похвалила, не то упрекнула Садко Русудан.

- Свободных, милочка, космически свободных. В этих апартаментах слились прошлое, будущее и настоящее, - завел свою старую, педагогическую шарманку Садко, - причем одно умеет перетекать в другое, а значит - замыкать, направлять и пребывать в эпицентре.

- Это замечательно, - пропела Русудан, и голос у нее сделался низким - куда ниже, чем в подвальчике, откуда они только что сбежали, не в силах терпеть противодымных гримас обслуживающего персонала. - Ты знаешь, милый, что я и вправду нуждаюсь в Направляющем?

Устин Садко промолчал, угадывая, что она скажет дальше.

- Я давно искала мужчину, который сумеет меня направить. Он станет спутником - нет, поводырем моей жизни.

- Ты умеешь насылать сны? - спросил Устин при слове «поводырь».

- Я умею их прогонять, - улыбнулась Русудан. - Выключи свои проклятые машины. Где твой даймер? Может быть, мы уже при смерти?

Садко пренебрежительно улыбнулся и оставил вопрос без ответа.

- Достань бокалы, вино, - продолжила Русудан. - Мне тебя учить? Нарежь лимон, поставь сласти. Можно ли у тебя курить? Вентиляция, кажется, недурная, ты позаботился обо всем.

Хозяин исполнил все, чего потребовала Замыкающая, до некоторых пор - Центровая: условное понятие, сродни Настоящему - настолько же прочное и верное, насколько и призрачное, принадлежащее неуловимому мгновению, на поиски которого уходят впоследствии семитомные эпопеи. Он сделал это именно в той последовательности, в какой было велено.

- А свечи? Ты забыл свечи…

- Ты не сказала про свечи…

- Ты просто забыл, ты не слушал. Мог бы сообразить и сам.

- Они очень маленькие, - смутился Садко. - Остались от юбилейного торта…

- Тогда поставь и зажги маленькие свечи. Какая все-таки прелесть, эти нынешние юбилеи! Сколько в них остроты. У тебя есть гитара?

- Нет, - Ей удалось-таки смутить Устина, считавшего, что он владеет всем нужным.

- Черт с ней, не кисни, - Русудан сбросила туфли и забралась в кресло с ногами. Кресло было покрыто шкурой неизвестного животного: скорее всего, медведя, да только породу не удавалось установить: голова запрокидывалась за спинку, чтобы садящийся не напоролся на оскаленные клыки. Русудан оглянулась украдкой и заметила следы крови на клыках: в этом доме случалось нахлобучивать вылущенную башку неожиданно, когда сидевший в кресле ни о чем не догадывался. - Позолоти ручку, - прошептала она.

- Что? - переспросил он, тоже шепотом, внезапным для себя самого.

- Руку мне поцелуй, - она со вздохом протянула руку: тонкую, изящную, с коротко остриженными ногтями, почти не цыганскую, но звякнувшую браслетами. Под браслетами прятались округлые фиолетовые шрамы.

- Ты точно здоров? - глаза Русудан смеялись. - Какой-нибудь бич? Гепатит? Синдром иммунодефицита?

Тихон взялся за пуговицу.

- Ну тогда замыкай меня, - сказала она, вытягиваясь. - Или направляй. Жизнь - это очередь за смертью.

- Мы не в той комнате, - Садко взял себя в руки. - Есть другая, гораздо удобнее. Там найдется и бич, и что угодно еще.

- А мне хочется оставаться здесь.

- Пройди в другую комнату, - сказал тот, и в тоне безошибочно узналось Направление, предписанное ему наладонной судьбой.

4. Продолжение перформанса

Потянувшись из-под одеяла, на котором Русудан удалось настоять, хотя предлагались шкуры, банные комнаты и невесомые простыни, она добралась до сумочки. Не заметив, как та прихватила сей несессер, Устин Садко лежал на спине и курил далеко-далеко вверх, ближе к вытяжке. «Почему, интересно, «Устин»? - думал он, не особо вникая. - Наверняка произошел некий сбой, и надо было - «Остин». Плевать, что Россия. «Остин Пауэрс - любимец женщин».

- Посмотри, что у меня есть, - Русудан протягивала ему маленький револьвер, сверкнувший с ладони злым лучом.