Центр

Но положительная Димина эмоция была сразу отодвинута несколькими отрицательными. Он тут же с отвратительной четкостью вспомнил и осознал, что хоть утро воскресное и он не один на грешной земле, а, к примеру сказать, с Трофимычем в соседней комнате и Олиным телефоном в кармане, но что не сулит это утро ничего хорошего, кроме плохого. Перво-наперво надо было ехать с Витей в отделение милиции у Белорусского вокзала выручать отобранные у них вчера паспорта.

Когда их вчера так вовремя и без колебаний приняли под свое крылышко и чуть ли не в свои объятия Надя и Оля, он уже несколько месяцев сидел без работы, без копейки в кармане (рупь в день — подаяние от матери — являлся, конечно, всего лишь средством выживания, но отнюдь не копейкой в кармане), без или вне женского общества. Нескольким старым и проверенным кадрам не звонил — то настроения просто не было, то его не было совсем. Никто из них не знал, конечно, что он кантуется без работы (и он не говорил, и они не интересовались особо). Да и что это были за «особо проверенные кадры»? Среди этих дам, с которыми поддерживал он нерегулярный, но многолетний контакт, не было у него ни любовницы, ни даже потенциальной спутницы жизни. Никаких супернеожиданных знакомств в жизни Хмылова не случалось, и дамский его кружок образовался самым естественным образом: бывшие одноклассницы, а также их подруги, знакомые и родственницы. То были в основном семейные, укорененные в своей семейности женщины, налаженно исполнявшие обычный свой круг земных обязанностей, и Дима, перекати-поле, годами заходивший, звонивший, иногда и помогавший по мелочам, поддерживавший отменные отношения с их родителями, детьми и мужьями, безупречно играл старомодную и редко нынче встречающуюся роль «друга дома». Он грелся около их крепко сложенных домашних очагов, они же относились к нему прежде всего как к переносчику информации, относились к нему равнодушно и мило, с ним было забавно и… безопасно. Правил игры он не нарушал, свое место знал и не путал. А в общем-то, скользил где-то на периферии их жизни, зашел — хорошо, можно и стаканчик поднести, и пирожками собственной выпечки попотчевать, а исчез с горизонта — то и не замечалось особенно. Мужская Димина компания могла только догадываться о том добровольном и смиренном полуприживальчестве, которое практиковал Дима по отношению к некоторым представительницам слабого пола. Впрямую же эти линии его многослойного существования не пересекались, и он даже предпринимал специальные к тому предосторожности. Слегка, далеко от подробностей, доходило все это только до Карданова и Гончарова, да и они отнюдь не ломали себе головы над странноватым обычаем приятеля «наносить визиты». Каждый из них решал «женский вопрос» глубоко индивидуально и методов своих на обсуждение «У Оксаны» не выносил. Даже самые крупные события из этой области — женился, развелся — упоминались буквально несколькими фразами и зачастую спустя месяцы после того, как они происходили.

После разгула стихий обратно к троллейбусному пятачку — через Аркадию новорожденного ливнем соснового бора — возвращались, конечно, вчетвером. Говорили громко, наперебой, смеялись, вспоминая пережитый потоп, и девушки продолжали обращаться к ним как к приятелям, как будто с ними они и прибыли на пляж, а вот теперь, естественно, с ними же и возвращаются. Но, наученный горьким и кислым опытом, Дима не сомневался, что если не воспользоваться пятнадцатью минутами идиллической прогулки и не забить все гвозди, не поставить все точки, короче говоря, если не договориться ясно и понятно прямо сейчас о дальнейшем, то Надя с Олей, так же мило и решительно, как впустили их под накидку, сделают дядям ручкой и впорхнут в какой-нибудь подходящий для них транспорт. И поэтому он по мере возможности окорачивал разбегающиеся стежки-дорожки бесцельного щебетания и то и дело вставлял наигранно-беззаботным, бодряческим тоном (это чтобы не показаться занудой): «Ну как, девчонки, какие планы-то? Может, в центр рванем, а? Записи кое-какие есть, и вообще знакомство отметить вроде бы полагается…» На что девушки-резвушки с готовностью похихикивали, без какого-либо осуждения, но и без всяких гарантий. На данном предварительном этапе не о чем больше было и мечтать, все вроде бы складывалось наилучшим образом, но Диму опять-таки грызли сомнения: не ограничится ли дело именно и только шуточками. Шутки-прибаутки — это хорошо и распрекрасно, но это когда весь вечер впереди и разбегаться никто не собирается. И не закончится ли все еще одной прощальной шуткой с подножки троллейбуса, увозящего от них этих складных и ладных девчур?

А Трофимыч, ясное дело, не вмешивался. Шел себе спокойно рядышком с остальными и демонстративно вдыхал и выдыхал целебный дух сосны, настоянный на озоне.