Ценою крови

— То, что я должен предпринять сейчас, наполняет мое сердце печалью, поскольку я знаю, это опечалит и вас, а мы все принадлежим к одному роду человеческому. Тем не менее я не могу не повиноваться приказу.

"Что-то очень запутанно; вроде прощения просит, а по лицу полковника этого никак не скажешь, — подумал Жак. — В чем дело?"

— Итак, я перехожу к изложению указания и требований его величества, а именно: все ваши земли, хозяйственные постройки, скот и прочая живность отчуждаются в пользу короны — за исключением наличных денег и домашней утвари, а вы сами подлежите выселению из провинции.

Никогда еще в церкви не было так тихо. Глаза всех были устремлены на говорившего и человека в форме рядом с ним. Никто не хотел, не мог поверить своим ушам. Даже Анри, конечно, ничего не понявший, притих.

"Отчуждаются" — гремело в ушах. Значит, у них все отберут? Как же так?

Теперь заговорил полковник — спокойно, равнодушно, как будто читал лондонскую газету полугодовой давности. Месье Дешан, заикаясь, перевел:

— Приказ его величества не подлежит обсуждению. Благодаря доброте его величества я уполномочен разрешить вам взять с собой наличные и все, что понадобится вам в дороге, только чтобы не перегружать суда. Я сделаю все, что в моих силах, дабы погрузка прошла без какого-либо ущерба для вас, а члены одной семьи оказались на одном судне. Я понимаю, что все это связано с некоторыми затруднениями для вас, и надеюсь их облегчить. Надеюсь также, что, в какой бы части света вы ни оказались, вы будете верными подданными короля, будете жить в мире и согласии.

Люди молчали. Жак увидел, что у Эмиля руки бессильно опустились на колени. Полковник еще не все сказал.

— Я должен также сообщить вам, что отныне вы находитесь под охраной и наблюдением войск, которыми я имею честь командовать, и должны повиноваться указаниям моих солдат…

Закончив перевод, месье Дешан опять вытер пот с лица и, втянув голову в плечи, отступил назад.

— Боже мой, нас предали!

Пьер произнес это шепотом, но не было в церкви человека, который не услышал бы его слов.

Начался ропот, перешедший в крик и затем — в яростный рев. Люди устремились к выходу — и остановились. Путь им преграждали британские солдаты со штыками наперевес. Теперь и самым бестолковым стало ясно: англичане сначала разоружили, а теперь арестовали их всех. Это было как смертный приговор, и неоткуда ждать пощады или помощи.

32

Смеркалось, а мужчин все не было. Барби вышла к калитке, долго всматривалась в даль, туда, где тропинка терялась в лесу. Никого. Ни слуху ни духу. Она вернулась в кухню.

— Может, пойти встретить их? — предложила встревоженная Солей.

— Нет-нет. Задержались и задержались. Что нам лезть в их мужские дела? Венсана кормить пора, да и нам поесть не мешает. Досадно, переварится все!

Ели молча, тревога все росла. Чтобы Эмиль опоздал на ужин? Такого никогда не было. Значит, что-то случилось.

— Ну, положим, дедушке плохо стало и он идти не может, почему все-то около него? Бертин или Жак могли бы пойти, нас предупредить… — это Даниэль прервала молчание. Барби ничего не ответила, и это тоже было тревожным признаком. Поели, убрали со стола, положили Венсана спать. Стало уже совсем темно, а мужчин все не было. Солей решительно встала и потянулась за шалью.

— Пойду. Мы все равно не уснем без них.

— Я тоже! — метнулась к дверям Даниэль. — Это лучше, чем сидеть и мучиться.

Вопреки ожиданиям, Барби не возражала на этот раз:

— Я бы тоже с вами пошла, — сказала она, — если бы не Венсан. А идти на руках с ним тяжело. Не знаю, в чем дело, но будьте поосторожнее, мало ли что…

О чем это она? А, лучше не спрашивать! Они поцеловали мать и пошли по тропинке. Ночь была темной, безлунной, но по знакомым местам они и с завязанными глазами прошли бы.

— Никогда раньше не боялась темноты, — призналась Даниэль, — а вот сейчас…

— Да чего бояться, мы уже взрослые, — откликнулась Солей, а сама подумала: "Надо бы раньше выйти, наверняка что-то не так". Вот и усадьба Дюбеи, огонек сверкнул, залаяла собака. Солей свернула туда. — Может, они что-нибудь слышали. А может, наши здесь…

Предположение было не очень удачное, но Даниэль с готовностью подхватила:

— Наверное. Они любят поговорить, обсудить все, особенно если что-то важное там было. Выпили как следует…

Собаки, выбежавшие было к ним навстречу, завиляли хвостами и лаяли уже лениво, успокоенно — старые знакомые… Дверь открылась, в двери со свечкой в руках возникла фигура мадам Дюбеи.

— Кто там? — крикнула женщина с тревогой в голосе.

— Это мы, Солей и Даниэль Сиры, — отозвалась Солей. — Папа и ребята еще не вернулись. К вам не заходили?

— Нет! — женщина отступила, приглашая их зайти. — Мы с Селест сидим, тоже беспокоимся… Час от часу не легче.

— Мы идем в деревню, чтобы все разузнать, — решительно бросила Солей. — Не хотите с нами?

Селест, которая чинила носок возле печки, вскочила с места:

— Я пойду, мам. Лучше, чем сидеть так…

— Ну, давай! — видно, это предложение показалось ее матери подходящим выходом из невыносимой муки ожидания. — Найдешь отца, беги домой сразу, все мне расскажешь!