— Мне все равно, — сказала Солей, просыпаясь. Было холодно, несмотря на то что Реми набросал на них сена. Больше всего ей хотелось остаться здесь навсегда и лежать, прижавшись к нему, но он заставил ее подняться.
— Отец будет беспокоиться, — настаивал Реми. — И если он узнает о том, что произошло сегодня ночью, то убьет меня.
— Только не папа, — сонно проговорила Солей. — Папа не способен на убийство.
— Это только потому, что никто прежде не соблазнял его прекрасную дочь. Вставай, уже пора!
— Ты не соблазнял меня, — возразила Солей. Она рывком поднялась, отряхивая сено, и поежилась от холода, пытаясь справиться с застежками на одежде. — Я сама захотела быть с тобой.
Посмеиваясь, Реми отвел в стороны её пальцы и принялся застегивать сам.
— Послушай, разреши мне. Так мы прокопаемся до самого рассвета. Я не привык спать так долго. Вот уже и небо светлеет на востоке. Нам надо спешить.
— Я не хочу идти домой, — рука Солей скользнула под его рубашку, наслаждаясь прикосновением к его коже, игрой мускулов под ней. — Я хочу остаться с тобой. Возьми меня с собой, Реми.
— Не могу, любимая, ты же знаешь, что не могу. Верь мне! Я вернусь весной, и тогда мы поженимся, как и хотели. Отпразднуем свадьбу вместе с твоей семьей и пригласим всю деревню. Ведь именно об этом мы мечтали с тобой, а не так, на ходу, как сегодня ночью.
Солей судорожно вздохнула, проглотив комок в горле. Она понимала, что он прав. Уж если ее тело не смогло заставить Реми изменить решение, то что могут сделать слова?
Он наклонился, чтобы поцеловать ее, затем легонько оттолкнул от себя.
— До свидания, мадемуазель Солей! — в голосе его было столько нежности! И он ушел, прежде чем она смогла что-нибудь возразить ему.
Солей вдруг почувствовала, что замерзает. Уже не было слышно его шагов, легких и быстрых. Он шел с ловкостью человека, чувствующего себя в лесу как дома, не нарушая своим появлением покоя зверей и птиц.
Ей снова захотелось плакать, но она сдержала себя. Только сейчас к ней пришло ощущение вины. Она провела ночь в объятиях Реми, постигла тайны его худощавого, сильного тела и поняла, на что способно ее собственное… Сейчас не имело значения ни то, что она до сих пор ощущала боль — хоть Реми заверил, что все быстро пройдет, — ни то, что она ослушалась отца. Солей знала много пар, зачавших ребенка до объявления о помолвке, и не боялась навлечь на себя позор.
Для горячих и темпераментных жителей Акадии в этом не было ничего зазорного. Ребенок! Солей внезапно остановилась, глотая ртом воздух. Что, если она понесла с первого же раза? "Ну и пусть, — подумала Солей, снова припустившись бежать, так как уже светало, — если это случилось, значит, так тому и быть".
Больше всего на свете ей хотелось иметь ребенка от Реми, даже если она и не сможет назвать его своим мужем. Нет, он обязательно вернется, прежде чем малыш появится на свет.
Солей шла быстро, а потом почти побежала; отец обычно просыпался, как только начинало светать, и, несмотря на всю ее недавнюю браваду, ей не хотелось, чтобы он увидел ее вот такой: сено в волосах и на одежде. Нет, только не сейчас! Она не хотела, чтобы гнев и боль отца разрушили все то прекрасное, что произошло этой ночью у них с Реми.
Солей ощутила внезапную тревогу, когда, приблизившись к дому, ощутила запах дыма. Что, если кто-нибудь уже встал и разводит огонь в очаге? Она осторожно потянула ручку двери, которая никогда не запиралась на засов, и тихонько вошла в дом. Дверь, ведущая в кухню, бесшумно подалась под ее рукой, и Солей с облегчением услышала храп отца.
В камине тлели красные угольки. От чугуна шел слабый запах подгоревшей каши. Никто еще не вставал. Солей крадучись прошла через общую комнату и направилась к себе. Даниэль сразу же проснулась.
— Где ты пропадала все это время? — спросила она, и Солей зажала ей рот рукой.
— Где, по-твоему, я могла быть, дурочка? — прошептала она ей прямо в ухо. — Тише, а то разбудишь кого-нибудь.
— Ты что, была с Реми все это время? — Даниэль стала наконец говорить шепотом, хотя Солей предпочла бы, чтобы она вообще молчала.
— Да, конечно! Успокойся! Я все расскажу тебе потом.
Солей разделась и нырнула в теплую постель, благодаря Бога за то, что на этот раз сестра оставила ее в покое. Но заснуть ей так и не удалось. Прошло совсем немного времени, и дом начал просыпаться. Послышалось, тихое бормотанье, покашливание, шлепанье босых ног об пол.
Солей лежала в полумраке за занавеской.
— Благодарю тебя, пресвятая дева, — прошептала она и поднялась.
Несмотря на то что у нее был наметанный глаз, Барби была слишком занята, чтобы заметить перемену в поведении своей старшей дочери. А тихо всхлипывающая Мадлен была занята подготовкой к предстоящему отъезду — укладывала вещи. И только Даниэль, сгорая от любопытства, улучила наконец-то момент и, когда они шли к ручью за водой для стирки, задала вопрос, который прямо жег ей язык:
— Где вы провели ночь?
— В поле, — ответила Солей с вызовом, — но не надейся, что я тебе что-нибудь расскажу.
— Ты… — Даниэль осторожно подыскивала слова. — Реми любил тебя?