Алекса дремала, лежа на животе, когда ее разбудило восхитительное ощущение: Филипп покрывал легкими, как перышко, поцелуями ее шею, талию, ягодицы. Постепенно его нежный ищущий язык и властные руки разожгли маленькие костры в каждой клеточке ее тела. Губы, шея, груди, живот, бедра, колени, икры, щиколотки, ступни, пальцы ног — ничто не осталось без его внимания, и вскоре Алекса уже металась, изнывая от изысканной пытки, и сдавленно стонала, умоляя его остановиться.
В конце концов Алекса вывернулась, изогнулась и ответила на любовную пытку мужа тем же. Она игриво прикусила зубами его шею, провела губами по груди, по животу и стала спускаться ниже. Ее язык ласкал Филиппа где угодно, только не там, где ему больше всего хотелось. Наконец, когда Алекса поняла, что любимый больше не выдержит, она сдалась и дала ему то, чего он жаждал…
Дыхание Филиппа стало прерывистым, он оторвал Алексу от себя и овладел ею, шепча страстные слова…
Алекса проснулась через несколько часов. Филипп смотрел на нее с улыбкой. Она медленно потянулась, как кошка.
— У нас тут такой плотный запах греха и секса, что я удивляюсь, как не сработала дымовая сигнализация и не подняла на ноги весь персонал, — пробормотала она.
— Для чего еще нужен Париж, если не для греха и секса?
Алекса с веселым кличем вскочила с постели и побежала в ванную.
— Ага, если мы в Париже, значит, это — биде.
Она открыла кран и стала наполнять теплой водой низкую раковину изогнутой формы, одновременно снимая шуршащую бумагу с куска душистого французского мыла, потом оседлала биде и опустилась в теплую воду.
— Эх, жаль, я не взял с собой фотоаппарат, — заметил Филипп, наблюдавший за ней. — Но раз уж нет фотоаппарата, может, стоит к тебе присоединиться?
Алекса рассмеялась.
— Не думаю. Ты не поместишься. Эй, стой, что ты делаешь, сумасшедший? Прекрати, я сейчас упаду…
— Не бойся, места хватит.
Филипп сел к ней лицом, привлекая к себе и целуя.
— Я потеряла мыло…
Филипп нащупал кусок мыла, забрызгав и себя, и Алексу, и сделал движение, от которого она чуть не подпрыгнула.
— Так нечестно! — закричала Алекса. — Ты дотрагиваешься до запрещенных мест!
— Что-то не припомню, чтобы ты раньше жаловалась.
— Тогда было другое дело… Ох, Филипп, ты неисправим!
— Надеюсь. Перестань дергаться. Если ты позволишь мне, я позволю тебе. Оп… прощай, мыло.
— Оно мне больше не понадобится, — заявила Алекса, потянувшись за полотенцем. — Я готова. Ой, дорогой, посмотри, что мы натворили. Кругом вода и…
— Ничего страшного, это дело поправимое. — Филипп вытерся, затем бросил полотенце на пол и отвесил галантный поклон.
— Après vous, madame![4]
Алекса встала на полотенце, как на ковровую дорожку, и рассмеялась:
— Сударь, почему вы обращаетесь ко мне на вы после того, как мы были так близки?!
Филипп пожал плечами:
— Я знаю, что мы были близки, но не знаю, как сказать по-французски «ты». Tu?
— В данном случае toi. Après toi.
Алекса сидела на кровати и расчесывала волосы, когда Филипп вышел из ванной, поигрывая мускулами, как культурист на конкурсе. Она не смогла сдержать улыбки.
— Красавец ты мой, — прошептала Алекса.
Филипп двинулся к ней и, порочно улыбаясь, сделал несколько особенно сексуальных движений. Алекса рассмеялась, откинулась назад, опираясь на руки, и раздвинула ноги, с вызовом улыбаясь Филиппу. Он опустился на колени возле кровати и начал медленно поглаживать ее ноги, двигаясь снизу вверх. Алекса наклонилась и поцеловала его в макушку, при этом волосы Филиппа щекотали ей грудь. В следующее мгновение она почувствовала, как его влажный теплый язык касается самой чувствительной точки ее тела, и затрепетала. Ноги ее раздвинулись еще шире, и она выгнула спину.
Их руки и ноги переплелись, они перекатывались по кровати — сверху находился то Филипп, то Алекса, потом снова Филипп. Наконец они легли на бок лицом к лицу, целуя и покусывая друг друга, раскачиваясь в едином ритме. Наступившая разрядка была не такой бурной, как прежние, но не менее сладостной.
Через несколько минут Филипп растянулся на спине, беспомощно раскинув руки и ноги.
— Что, совсем обессилел?
— Нет, — пробормотал он с закрытыми глазами. — Просто жду, когда откроется второе дыхание. Как-никак сейчас пять утра.
Алекса положила голову на плечо Филиппа и взяла его за руку.
— Интересно, это правда, что двадцать минут секса освежают так же, как четыре часа сна?
— Кто сказал?
— Никто. Я только что сама это придумала.
Филипп усмехнулся:
— Ну, что до меня, то сон нужен не затем, чтобы освежиться, а затем, чтобы восстановиться. Я только что исчерпал ноябрьскую квоту, а если так пойдет и дальше, то еще до конца уик-энда я потрачу изрядную долю декабрьской…
Алекса легонько ткнула его в бок.
— Эй, кажется, меня обвиняют? Разве не ты был таким ненасытным? Такое впечатление, будто ты вознамерился наесться досыта и даже про запас.