Цена свободы. Дверь через дверь

– Всё это так, но обстоятельства изменились. Теперь мы с вами поменялись местами – четко и уверенно, заметно жёстче, произнес Возков.

– Нет, зачем вам это. Разве вам недорога память, разве вам безразлично дело вашего отца – всё более изумленно говорил Свиридов.

– А вот здесь, вы господин Свиридов ошиблись. Мне очень дорога память об отце. Мне еще дороже смысл и суть прожитых лет, и вот поэтому, сейчас мы с вами не будем делать одно дело. Ведь на это вы рассчитывали? Не самым сложным казалось вам, сделать то, что когда-то сделали сотрудники госбезопасности. Но не до конца, малость ошиблись, а может кто-то из них захотел ошибиться специально. Всё ведь частность. И для вас сейчас частное определяет больше, чем то, за что вы не пожалели собственной жизни, вместе с ней, жизни своих двенадцати последователей – как можно спокойнее говорил Возков, будучи уверенным, ощущая, что это именно то, зачем ему было необходимо оказаться здесь, зачем был необходим этот разговор.

– Нет, ничего не сможет мне помешать. Я не для того вернулся вновь, чтобы вы или кто еще открыли двери настежь – этому не бывать. Я явился не для того, чтобы умереть вновь, не для того, чтобы воскреснув, заново отправиться в небытие. Вы знаете, что это? Вы имеете об этом хоть какое-то представление?

Часть первая 1

Зачем было обманывать самого себя? Ведь ничего стоящего и даже хоть как-то приемлемого не получалось. Сколько ни старался, сколько ни отдавал этому занятию времени, ничего не выходило. И это терзало, мучило, и не было объяснения, каким образом появился этот превосходный роман. Написанный его почерком, в его тетрадях, в его комнате, но с одним исключением. Ему всего лишь снилось, что он работает над книгой. Снилось несколько ночей, кажется, три. Может больше, но точно, что случились эти ночи одна за другой в последней декаде сентября. Дальше необычные события уступили своё место скучной повседневности. Так пролетели две недели.

Работа, дом, в гости к родителям. После прогулки по вечернему городу, благо погода выдалась на удивление превосходной. Почти весь сентябрь было сухо и тепло. Лишь иногда, один или два дня, напоминали о себе кратковременные дожди. Затем ветер заставлял корабли чёрных туч отправиться дальше, и вновь возвращалась комфортная идиллия, которая в дневное время дополнялась хоть и скуповатым, но всё же по-осеннему ласковым солнцем.

Вот тогда, одним поздним вечером, странная книга напомнила о себе, переместившись из сна в реальность. Константин просто наткнулся на неё, уронил на пол две из пяти тетрадей, которые лежали до этого на небольшой книжной полке, слева от стола, ближе к балконной двери. Одна тетрадь раскрылась. Синие чернила аккуратно и ровно складывались в предложения, страница за страницей, вот середина, вот окончание, вот номер один, на титульном листе. И пробирающий насквозь трепет: этого не может быть, каким образом.

Дыхание сдавило в тот момент. Ладошки покрылись холодной влагой. Глаза повторяли то, что уже имело место в голове. Пришлось отложить тетрадь, чтобы попытаться осознать, прийти в себя. Но ведь отдых не мог изменить наличие факта, да и до ночи, до того момента, когда попадешь в очередной водоворот сновидений было далеко. Еще необходимо уснуть, а сейчас и здесь реальность. На кухне только что отключилась, издав щелчок, микроволновая печь. На улице, прямо под балконом, кто-то громко разговаривал. Время замерло на отметке в десять часов вечера. Понимания не было. Не было и ошибки. Почерк принадлежит ему. Тетради его. Комната его. Сон и случившееся в нем тоже имели место.

Константин какое-то время сидел на диване, смотрел на книжную полку, куда, на своё место, он вернул исписанные черновики. Прошло десять минут, к разогретому ужину он так и не прикоснулся. За окнами стало окончательно темно. Нужно было закрыть балконную дверь, так как комната стремительно наполнялась ночной прохладой, и отголоски несильного ветерка колебали, старались приоткрыть, листочки написанного им романа.

Константин вновь открыл первую тетрадь, затем бегло просмотрел остальные, и только после этого, стараясь ровнее и глубже дышать, углубился в чтение. Текст давался легко. Это лишь подтверждало: материал написан им самим. Только смутно что-то необъяснимое крутилось в голове, наплывало и исчезало, заставляя усомниться в произошедшем. Не было в подсознании базы, того из чего всё должно произрасти, а быть должна, быть на самом переднем плане.