Цена свободы

Ах да, вафельку она всё же ту достала, палочкой подтянула и достала. Съела, быстро съела, хотя чувствовала, что с ней что-то не то, с вафелькой. Не тот вкус, который она когда-то пробовала, и вафля была тяжелее обычной. Вскоре стало не то и с нищенкой, у неё замедлился шаг, ей было настолько плохо, что хоть ложись и помирай. Силы покидали, необъяснимое странное ощущение. Кое-как доплелась до дому, дома металась по кровати, тошнило, но тогда, малышкой, она не понимала, что это шло страшное отравление, отравление мышьяком. Ей бы воды попить, да кто подскажет. Она словно была в бреду, обливалась холодным потом, её трясло, лихорадило, странно кружилась голова. Что-то страшное происходило с её телом, с животом. Отключалась на некоторое время. Это состояние она тоже запомнила на всю жизнь. И ведь не сказала ничего отцу, да и он был в годах, она очень поздний ребёнок, а её мама поехала в Томск, к старшим детям. Хорошо, что были каникулы, весь следующий день она провалялась в кровати никакая. Но молодой организм справился, она выжила. Было дело, чуть ещё одну глупость не совершила, большенькая была, в классе пятом училась. В деревню кино привезли «Мачеха» по известному роману Марии Халфиной. Редко ей удавалось в кино сходить, всё стеснялась у родителей десять копеек на билет попросить. Но попросила как-то:

— Пап, дай на кино.

— У нас, доченька, своё кино. Вон кругом такая красота, и всё живое, коровы, овечки, лес рядом, — стал он перечислять. — С тех пор она и не просила на кино, да и понимала, откуда у родителей лишние деньги будут, а телевизора, конечно, не было. Но вся деревня только и говорит об этом фильме. Пересилила себя, попросила у отца денег. Дал. Радёхонька, в клуб побежала. А до этого что-то солёного поела и воды много выпила. Терпела, сидела, а в туалет хочется, вот уже и поясницу задёргало, не прудить же в штаны. Фильм хороший, но сил больше не было, подошла потихонечку к тётеньке, что билеты продавала, она тоже в зале сидела, фильм смотрела.

— Можно мне выйти, — тихо шепчет. Та ей тоже тихо шепнула, но злостно:

— Вот выйдешь и не заходи. И стучать не смей, не впущу!

Бегом до общего туалета побежала, ладно недалеко находился. А там, внизу, это уже когда делала своё дело, сыру тьма тьмущая, дырку же боялась, с того раза страх остался, хорошо, что она теперь в городе живёт, а так бы…

Так вот, увидела она, что там всё сыром завалено, «Дружбой», он тогда по четырнадцать копеек был, но и на четырнадцать копеек можно было булку ржаного купить, а если две копейки добавить, то и булку серого. Белый они редко брали, он гораздо дороже, разве только в праздник какой. Поэтому и четырнадцать копеек на сыр никогда не просила. Захотелось сыру. Вроде бы и палку наметила, какую можно взять, чтобы хоть пачку достать, в обвёртках же, друг на друге лежат. И кто же посмел так поступить, столько сыру выкинуть? А внутренний голос: одумайся, ты уже вафлю съела однажды. На том и остановилась…

Теперь же сыр покупает почти каждый день, балует себя и шоколадкой, хотя на её-то пенсию сильно и не пошикуешь, во сне порой летает, разные бывают полёты. Кстати, спустя годы после того самого необычного детства, в котором уйма чего ещё с ней происходило, она узнала, что её прадед был великим известным шаманом в Республике Хакасия. Вот и задумаешься об облаках через потолок. Книги Халфиной почти все прочла, написала и свои — читают, и её одноклассники читают… По возможности могилу Халфиной в порядок приводит. Хорошую жизненную школу прошла. Закалилась. Многое я оставлю за кадром про неё. Многое. А если бы всё описать…