Цена Рассвета

Ехали долго, до конечной, потом вновь шли пешком. Аларья чуть пообвыкла, принялась разглядывать спутников и, с особым вниманием, спутниц. Из трех девушек только бритая могла составить ей конкуренцию. Две другие были очень так себе: и страшненькие, и неуклюжие. Мальчики оказались приятнее, даже тот, третий, что Аларье по плечо. Она уже довольно долго не смотрела по сторонам, а когда подняла голову, то прикусила губу от изумления. Шли по заброшенному кварталу. Дома выглядели уродливо — на многих была отбита декоративная плитка, окна и стены расписаны нецензурными словами и корявыми рисунками, но страшнее казался запах пыли и мертвого неживого жилья. Фонари здесь горели один из десяти, и дорога освещалась еле-еле, но и в полутьме было ясно, что на мелкой серой крошке, которой усыпаны дорожки, почти нет следов.

— А что это за район? — спросила она белобрысого как бы невзначай.

— Старый, на реконструкции. У нас тут поляна, скоро дойдем…

Как выяснилось, «поляной» называли бывший пентхаус одного из семиэтажных домов, некогда красивого кремового цвета, с кофейными полупрозрачными окнами и балконными панелями. Теперь дом выглядел грязным, неухоженным и убогим. Апартаменты оказались не лучше, под стать внешнему облику здания. В холле Аларья принюхалась, и ее чуть не стошнило. Воняло кислятиной и тухлятиной, грязной одеждой, еще чем-то непонятным, но поверх всего — синтетическим цветочным, словно в холле разлили дешевый одеколон.

Большая комната, или, как назвал ее горбоносый, «центра», служила одновременно и спальней, и кухней. На полу валялись матрасы, спальники и шмотки, поверх них обертки от печенья и прочих сладостей, автономные плитки для разогрева и другой туристический инвентарь. Девушка удивилась, что никто не открывает окна, но сама делать это не рискнула.

Через полчаса, когда по углам зажгли цветные фонарики, налили Аларье литровую кружку пива и поставили возле нее тарелку с крупно наструганной колбасой и ломаным на куски хлебом, ее уже не волновали ни запахи, ни бардак. Она сидела на мягком коврике, опираясь на стену, ноги наконец-то можно было вытянуть, а желудок набить. Не желая выглядеть деревенщиной, она пила пиво мелкими редкими глотками и неспешно брала колбасу. Остальные не были так деликатны и трескали от души, со здоровым молодым аппетитом. О манерах речи, разумеется, не шло. Все, кроме Аларьи, чавкали и вытирали руки об одежду, так что она быстро перестала чувствовать себя существом второго сорта и поняла, что может дать всем присутствующим уроки хорошего тона.

Когда все поели, белобрысый, его звали Михал, отправился в соседнюю комнату. Минут через десять оттуда донеслось странное шипение и чавканье — словно пробили баллончик со взбитыми сливками, потом резко завоняло цветами. Вскоре он вернулся, неся в руке замызганную стеклянную плошку, до середины наполненную ярко-желтой жидкостью, похожей на масло. В нем плавал чадящий фитиль; именно посудина служила источником запаха. Девушка поморщилась — глаза заслезились, съеденная пища подступила к горлу. Потом закружилась голова.

Лева, горбоносый, толкнул ее в плечо.

— Ты ляг полежи, сейчас привыкнешь, и все будет в розовом, — Аларья уже знала, что розовое на языке компании значит «хорошее». — Дыши поглубже, быстрее полетишь.

Она еще не представляла, куда и зачем полетит — с балкона или с лестницы, что ли? — но уже слушалась Леву. Откинулась назад, оказалось, что на колени к Михалу, тот потрепал ее по плечу. Начала глубоко дышать. Сначала стало совсем муторно, а потом вдруг словно лопнула перед глазами серая пленка. Полутемная комната оказалась яркой и хорошо, даже слишком хорошо освещенной, компания — великолепной, состоявшей из самых красивых и умных людей на планете.

Когда Михал потянулся к застежке ее рубашки, она с удовольствием выгнулась навстречу его рукам.

8

— Если ты завалишь экзамен, лучше сделай себе харакири, лапочка, — с нежной улыбкой вещал однокашнику Бран. — Иначе я вспорю тебе брюхо и вытяну все кишки, а потом удавлю на них, и твоим дерьмом будет вонять по всей казарме!

— Фу-уу, ну ты как всегда, — скривился сосед по комнате. — Ты специально всем напоминаешь, что родом с помойки, да, Белл?

— Глава семьи Наби будет счастлив услышать, что ты считаешь его дом помойкой, — еще ласковее ответил, почти пропел Бран. — А ты, баба в форме, учти, что я не шучу.