— Так ведь будешь жестокость! — завопила бабенка. — Как не стало мово Федюньки, так я и погрубела! Как наждак прямо стала, как пемза для мозолей твердая! А иначе не проживешь — слопают и не подавятся! Ты куда шел-то? Кефирчик взять успел или все порасхватали? Ты погоди, я тебе сейчас свеженького принесу, тут близко…
Лазарев не успел ничего ответить, как она исчезла. А вместо нее он увидел Веру… Живую, настоящую, почему-то сердитую и очень грустную… Все тот же высокий большой лоб, убегающий под вязаную шапочку, те же четко обрисованные брови, тот же рот… Глаза цвета потемневшего дерева…
Начались зрительные галлюцинации, подумал Игорь. Это симптом, как скажет Сазонов…
Вера подошла совсем близко и увидела его.
Они стояли рядом и молчали.
— А вот и кефирчик! — радостно закричала вернувшаяся бабенка. — А, тезка, и ты тут? Чего пришла? Поди, на работу звать? Ты совсем пропала, как мужика свово еще летом бросила. С деньгами, поди, плохо стало? Так чего и бросать-то его было? А я здесь совсем заторговалась, видишь, все недосуг тебе звякнуть… А чегой-то это вы оба как неживые? — забеспокоилась она. — Вроде как мой Федюшка в гробу — белые оба, прямо даже синие какие-то… Замерзли, что ли? Так у меня с собой! — И она бодро похлопала себя по боку. — Всегда фляжку с собой ношу! Выпьем? Тезка, ты чего молчишь? Этот-то, доктор ученый, он давно башкой стукнутый… С ходу видать. Слова из него не выбьешь…
Лазарев и Вера молча смотрели друг на друга.
— Прости… — наконец с трудом выговорил профессор.