Пинаю небольшую шишку под ногами и вдыхаю полной грудью свежий воздух, наполненный запахом хвои. Все-таки прогулка по Центральному парку нереально расслабляет. Помогает выбросить из головы ненужные мысли.
— Так нужно было, мамуль, — снова глажу живот.
Странно. Такое ощущение, что Любочка даже не шевелится. Совсем притихла. Мне как-то не по себе. Вдруг что-то случилось, а я тревогу не бью.
— Мам, мне нужно бежать, — опять вру. — Скоро сдача курсовой. Необходимо подготовиться.
— Хорошо-хорошо. Удачи тебе, дорогая. Папе «привет» от тебя передам. Скоро увидимся.
— Конечно. Пока.
Заканчиваю разговор. Трясущимися пальцами набираю номер доктора Кинга. Его помощница говорит, что он готов меня принять.
Вызываю такси.
Поездка занимает от силы минут десять. Все это время тихо разговариваю с малышкой. Нежности, слова о любви. Обещания, что именно в Нью-Йорке я ей покажу. Рассказываю про игрушки в ее комнате. Что я купила, а что бабушка с дедушкой прислали.
Стараюсь хоть как-то ее расшевелить. Бесполезно.
А вот уже и клиника виднеется. Сейчас у доктора побываю, и все тут же наладится.
— Мисс Задорожная, добрый день! Рад вас видеть!
Сэм Кинг. Мужчина чуть за сорок. Черные волосы. Серые глаза. Полноват, низковат, но лучший специалист в городе. Возможно, один из лучших.
Приглашает меня на кушетку. Готовит аппарат по УЗИ. На экране что-то пищит. Мажет живот вязкой субстанцией, берет в руку прибор и начинает водить им по коже.
— Доктор Кинг, мне кажется, с малышкой что-то не так, — панически произношу эти страшные слова. — Она не шевелится. Я не… — пытаюсь слезы сдержать. — Почему не слышно стука ее сердечка?
И вот тут меня просто накрывает. Что-то происходит. Мне жутко страшно. Я вся как будто льдом покрываюсь.
Нет-нет! Боже! Пусть он скажет, что мне все кажется. Что это мои глупые переживания из-за предстоящих родов.
— Срочно готовьте операционную! — кричит молоденькой медсестре, тут же исчезающей за дверью. — Мисс Задорожная, — нервничает, явно не знает, что мне сказать. Впервые с ним такое.
— Да что такое случилось? — шепчу еле слышно, скованная страхом. — Что с моей Любочкой?!
Ну почему он так долго молчит? Господи, да скажи уже что-нибудь!
— Мисс… Алиса, я очень сожалею. У малышки отсутствует сердцебиение. Ребенок… не шевелится… Нужно как можно скорее вызвать искусственные роды.
Глава 25
Разговор с мамой еще больше вскрыл старые, вроде бы зажившие раны. Вновь вернул меня в прошлое. В адское прошлое, где я не жила, а просто существовала. Как робот, как кукла, которую иной раз дергали за ниточки, чтобы хоть какие-то движения совершала.
Сворачиваюсь калачиком на кровати и даю волю слезам. Прижимаю к себе подушку, словно она спасательный круг в этом море воспоминаний и боли. Страха и безысходности. Внутри все на части рвется, стоит подумать о времени в Америке. О потерях и их последствиях.
Перед глазами как будто сменяются кадры драматического фильма, где я в главной роли. Преждевременные роды. Крики. Резкая вспышка боли. Белый свет. Куча народа кругом.
Слова из прошлого режут. Скручивают все внутренности, выворачивая душу. Мне плохо. Жутко холодно. Дрожь так и не прекращается. А воспоминания медленно, но верно убивают.
Я снова в Америке. Вижу себя со стороны. Бледная тень некогда счастливой девушки. Которая в прострации находится. Сидит неподвижно и смотрит в одну точку.
Ничего ей не нужно. Жить даже не хочется. Мысли о самоубийстве все чаще стали мелькать в голове. Подняться на ноги, пройти на балкон и сделать этот роковой шаг. Уйти. Навсегда. Так нужно. Это необходимо. Так правильно.
Еще больше слез пропитывают простыню. Тело напряжено. Дышать становится трудно. Сухой кашель режет горло.
Кажется, будто я проглотила кусок горящего угля. Невыносимо больно. Кашляю все сильнее и сильнее, пока не успокаиваюсь через пару минут. Просто все прекращается. Резко. Быстро. Как будто ничего и не было.
Трогаю лоб. Горячий. Может температура поднялась? Тошнит. К горлу подкатывает горечь. Закрываю рот рукой и бегу в ванную, чуть не подвернув лодыжку. Меня выворачивает в унитаз. Слезы так и не прекращаются.
Прислоняюсь спиной к холодному кафелю и глажу себя по плоскому животу.
— Прости меня, Любочка. Прости, доченька, — слова мне даются с огромным трудом. — Я тебя не уберегла. Я во всем виновата. Прости, малышка.
Боже! За что мне было такое горе? Чем я его заслужила?
Ведь все, чего мне хотелось, это быть счастливой, держа на руках маленькое чудо. Свою девочку. А вместо этого мы с мамой ее похоронили. На кладбище, в одинокой могиле. В далекой Америке.
— Я никогда о тебе не забуду, моя родная, — делаю глубокий вздох и поднимаюсь на ноги. — Ты навсегда в моем сердце, родная. Навсегда.
Потеря, ставшая роковой для меня и чуть не стоившая мне жизни. Не будь мамы рядом, я бы уже давно вслед за Любой оправилась. Была бы вместе со своей малышкой.