Цена моей одержимости

— Тимур, я…

— Не нужно громких слов, — вперед руку выставляет и головой отрицательно качает. — Тебе не идет оправдываться, Задорожная. От этого ты еще глупее кажешься. Вызываешь презрение, — цедит сквозь сжатые зубы, сжимая со всей силы перила.

Замечаю в другой его руке открытую бутылку спиртного. Под градусом значит, вот и пыл свой поубавил.

Сейчас нет грозного и безжалостного бизнесмена Тимура Воронцова.

Сейчас появляются проблески его прежнего. Того, что покорил мое сердце одними лишь голубыми глазами.

— Будь готова завтра вечером, — делает большой глоток и зажимает рот ладонью. Его ведет в сторону, но равновесие удерживает. — У меня для тебя сюрприз, сучка.

Громко смеется. Возвращается в комнату, хлопнув со всей дури дверью. На месте подпрыгиваю, вцепившись ногтями в ладони. Трясет. Бьет нервная, боязливая дрожь.

На негнущихся ногах иду в комнату. Ощущаю себя заключенной, которую завтра ждет неминуемая казнь. И мне нужно к ней как следует подготовиться.

Падаю на кровать. Сворачиваюсь калачиком. Зажмуриваюсь от давящей на виски боли. Голова жутко болит, как будто по ней бьют отбойным молотком. Глаза слипаются. Долгожданный сон и до меня добирается.

Утро встречает меня громкими голосами около моей двери. Наверное Ольга и кто-то из прислуги. Не придаю этому никакого значения, переворачиваясь на другой бок.

Пусть хоть языки сотрут в кровь от сплетен. Докладывают Тимуру о моем поведении. Мне уже все едино. Главное продержаться этот месяц и не сойти с ума.

— Немедленно открой дверь!

Дергаюсь как от взрыва атомной бомбы. Подрываюсь с кровати, чуть не снеся столик и все его содержимое. Вжимаюсь в угол, как загнанный серым волком заяц.

Щелкает замок. Дверь отворяется. И на пороге возникает человек из моего прошлого, встречу с которым я бы смогла избегать всю свою жизнь. Но чертова судьба вновь подкинула мне огромный сюрприз. Причиняя боль и бередя еще не зажившие раны.

Глава 16

Алиса

— Какого черта ты тут делаешь, Алиса?! — в глазах сплошное презрение и ненависть.

Словно я не человек, а какое-то гадкое насекомое, которое нужно срочно уничтожить, иначе оно испоганит весь дом. Будь ее воля, она бы меня за руку протащила по всему дому и выкинула на улицу. От нее всего можно ожидать. Даже по-настоящему мерзких вещей.

— Ирина Львовна… — выхожу из угла, но она тяжелым взглядом вновь к стене прижимает. Задавливает, медленно убивает.

— По-моему, я задала тебе вопрос, девочка, — кидает на кровать сумочку и пиджак. — Какого хрена ты забыла в доме моего сына? Вновь лапши на уши ему хочешь навещать? Прикинуться бедной и несчастной, чтобы деньги из него тянуть на свои бредовые развлекушки?

Дергаюсь как от удара под дых. Хочу просто провалиться и исчезнуть. Ни хочу все это вновь проживать.

Вновь возвращаться в болезненное, ужасное прошлое, где так сильно хотелось умереть, что кожу на запястьях покалывать начинает, а руки трясутся как у наркомана под ломкой.

— Вы не правы.

Алиса, твой ли это писклявый голос?

Похоже что так. Как у попавшей в ловушку мышки.

— Я не ошибалась тогда, — делает шаг вперед, готовясь напасть в любую секунду. — и не ошибаюсь сейчас, мисс Задорожная. Моему сыну не нужна такая дрянная лживая девка, которую можно трахнуть пару раз и навсегда забыть.

Сдерживаю себя. Только не плакать. Не плакать. Нельзя показывать ей своей боли. Хотя так хочется разрыдаться, показать всему миру свою боль, рвущую меня на части и чуть не уничтожившую.

— И чего ты молчишь, дорогуша? Язык гребанный проглотила?

Совершенно не понимаю, как в этой изящной, очень симпатичной и с виду доброй женщине может жить такая лютая ненависть? Как она ее еще живьем не сожрала?

Пять лет прошло, а госпожа Воронцова не изменилась. Как внешне, так и характером. Красивая, стройная брюнетка, всегда излучающая силу и благородство, сейчас превращается в злобную фурию, мечтающую вышвырнуть меня отсюда.

— Простите, но наши с Тимуром дела вас на касаются.

Ох, может зря я дерзко с ней разговариваю? Сама в углу стою, а она вполне способна в нем меня и прибить.

— Тебя с ним больше ничего не связывает. Не думай, что тебе вновь удастся удержать его около себя чужим ребенком, дрянь.

Машинально кладу руку на плоский живот, ощущая болезненный спазм. Холодок по позвоночнику. Громкий крик, давящий на уши. И словно огромный камень, сдавивший грудь для мучительной смерти.

— Вы же прекрасно знаете, что я никогда не изменяла Тимуру, — чуть выхожу из угла. — Он был моим первым мужчиной. Я от него была беременна. Никто кроме вашего сына ко мне…

— Заткнись! Закрой свой рот!

Взмах рукой. Щеку пронзает ужасная боль от мощной пощечины. Как только на ногах устояла?

Прикладываю ладонь к пострадавшему месту. Жжется. Глаза щиплет. Душа разрывается на части. Снова меня принижают. Снова мать Тимура выставляет какой-то потаскухой, решившей поиграть на чувствах парня.