В горле у Кэры стоял ком. Ей хотелось броситься к нему на шею и чтобы все шло по-прежнему… Но, увы, она чувствовала, что «по-прежнему» уже никогда не будет.
Тем не менее она согласилась:
— Хорошо. До вечера…
— Я позвоню тебе, — сказал он, грациозно поклонившись.
— Спасибо, — пробормотала она.
Он послал ей воздушный поцелуй.
— Прими аспирин, дорогая, и постарайся отдохнуть. До вечера!
Проводив Клода, Кэра вернулась в спальню и, раздевшись, взглянула на себя в зеркало. Слезы застилали ей глаза.
3
Следующие три дня стали для Кэры сплошным мучением. На сцене Клод был, как всегда, очарователен, разговорчив, но казался ей бесконечно далеким. Накануне отъезда он даже любезно пригласил ее на завтрак и прислал подарки: кашемировый коврик и подушку, которые, по его мнению, могли пригодиться ей в дороге. Он проводил ее до такси, но дальше не поехал. Было ясно, что ему не хотелось встречаться с компанией артистов, отправляющихся через Ла-Манш… У него был ужасно отчужденный вид, и Кэра не могла понять, что у него на сердце.
— Прости, что не могу поехать с тобой, — сказал Клод на прощание. — Ты упрямая, и я упрямый… Но все-таки счастливого пути! Не сомневаюсь, когда ты вернешься, тебя буду встречать с оркестрами и цветами…
Таким напутствием он выпроваживал ее из Англии. Как всякая женщина, Кэра не могла не заметить, что его прощальный поцелуй был слишком холодным, а объятие кратким.
Она уезжала с тяжелым сердцем.
В вагоне ее окружила шумная и веселая компания. Здесь были сплошь артисты, подрядившиеся выступать перед действующей армией, и Кэра среди них была едва ли не ярчайшей звездой. Вокруг нее сразу засуетились поклонники: кто предлагал сигарету, кто говорил комплименты. Оглядевшись, она увидела знакомые лица. Вот Дениз Эйвон, гений оперетты, красавец и замечательный певец, а вот Эдди Найт, саксофонист. Здесь также оказались Майлз Лорример, актер шекспировского размаха, Софи Парк, блондинка из Америки, чьи танцевальные номера сводили публику с ума, маленькая балерина Маргарита Делани и многие другие…
Присоединившись к этой веселой компании, Кэра постаралась забыть о печальном расставании с Клодом. Хотелось верить, что, когда она вернется, все наладится, однако его отношение настораживало и даже пугало ее. Прежней веры в Клода, наверное, уже никогда не будет. С горечью Кэра признавалась себе, что уж лучше бы им вообще было не встречаться и не знать друг друга…
Но как было бы славно, если бы он поехал с ней во Францию!.. «Как я буду выступать без него?» — с тревогой думала Кэра.
И хуже всего оказалось то, что ей пришлось врать, почему она явилась без Клода. Все хотели знать, что такое с ним стряслось. Она твердила, что у него слабое здоровье и доктор запретил ему эту поездку. Дело даже не в том, что плыть через Ла-Манш придется под конвоем. Главное, холодные ветры и разъезды в поездах по всей Франции из одной воинской части в другую. Там, конечно, не будет роскошных отелей, к которым привыкли артисты его уровня.
Оказавшись во Франции, Кэра махнула на свою тоску рукой. Во-первых, со времени первых гастролей в Париже она мечтала познакомиться с этой страной поближе, а во-вторых, ей предстояло выступать перед военными. Нельзя было допустить, чтобы мысли о Клоде отравляли радость от турне. Она решила, что постарается быть той блистательной Кэрой, которую так обожала публика.
Никогда ей не забыть первого выступления на сцене маленького промышленного городка. Труппу, прибывшую с «Арт-союзом», встретила ужасная непогода: мокрый снег, скользкие дороги и пронизывающий ветер. Маленький отель был сырым и холодным. Театрик, в котором пришлось выступать, продувался ледяными сквозняками, и Кэра, привыкшая к теплу, дрожала даже под мехами…
Но каждый день ее встречали восторженные взгляды английских и французских солдат! В пути она видела длинные колонны грузовиков, низко летящие самолеты, боевую технику, которую подтягивали к фронту. Лондон все еще сверкал роскошью и казался прекрасным сном, а сюда уже пришла война. Это была мировая война, и Кэра узнала, что это такое. Гордая и с бешено колотящимся сердцем, она вышла на маленькую, скудно освещенную сцену. Аккомпаниатору в военной форме было до Клода, как до небес, однако Клод — такой красавчик, в белом галстуке и белом костюме, в отличие от любого мужчины в мундире, выглядел бы здесь по меньшей мере нелепо.
Кэру встретили продолжительными аплодисментами. Солдаты свистели, стучали сапогами по полу — так они приветствовали свою любимицу.
Кэру переполняло восхищение соотечественниками. Когда она раскинула руки и запела, на ее глазах заблестели слезы.
Аккомпаниатор был неважный. Он с трудом продирался через партитуру Клода. Но Кэру это ничуть не смущало. Она показала все, на что была способна. Она пела и танцевала как никогда.
Когда она исполнила «Все выше», казалось, что обрушились стены. Подобного грома аплодисментов Кэра в жизни не слышала. Ее раз за разом вызывали на «бис». Концерт вел сам Бобби Хэутон. Шоу транслировалось на Англию и Шотландию, и Бобби с энтузиазмом выкрикивал в микрофон: