Цена любви

«Конечно, действуй», — не раздумывая, подсказала Бетти. И тотчас в голове возник ее образ — она шла по этой самой улице на репетицию в «Лисео», уже опаздывала, но тем не менее искала, где бы выпить кофе. Размахивала сумкой, где лежали тапочки и трико, длинные светлые волосы болтались из стороны в сторону. «Ты немного опоздаешь на деловую встречу, — лукаво произнесла девушка. — Велика беда. Любовь важнее. Ты уже нуждаешься в любви. И можешь полюбить Стивена, а он тебя. Помнишь, что такое любовь? Помнишь сияние солнца?» Но на этот раз женщина Элизабет быстро пошла дальше.

На Пасео де Грасиа расположена дюжина новых барселонских кафетериев и баров, в витринах которых наряду с испанской талой выставлены списки всевозможных разновидностей пиццы. В новом «Макдоналдсе» подавали вино и бренди. Еда в Барселоне недорогая и хорошая, народ, кажется, постоянно что-то ест или пьет кофе, бренди, содовую, минеральную воду. Миновав еще несколько зданий, я оказалась в тихой части Пасео Де Грасиа, где высокие современные здания чередовались со старинными жилыми домами. На стене впечатляющего особняка висела медная табличка, где значилось, что здесь находится штаб-квартира кинокомпании «Гойя и Химинес».

В подъезде я оказалась перед маленьким европейским лифтом с ажурной дверью; меня всегда пугало, что американец может задохнуться в такой тесной кабине. Пустой лифт зловеще ждал; откуда-то сверху спускались толстые тросы; в темную бесконечность уходили резные лестничные перила из красного дерева. «Окей, — сдалась Элизабет этому враждебному старинному кораблю. — Я боюсь. Я — американка, которая испытывает страх даже в наших современных стальных лифтах. Поэтому, пожалуйста, обойдись со мной бережно».

Лифт доставил меня на четвертый этаж в салон, напомнивший об Испании времен Веласкеса. Мне навстречу, как истинные рыцари, встали четверо и тщательно осмотрели меня с головы до пят. Эх, надо было надеть свободный коричневый костюм, прикрывающий колени.

Джордж Химинес отделился от остальных мужчин; великолепный темный костюм и рубашка ручной работы напомнили мне об Иве Боланье. Видеозаписи не передавали со всей полнотой красоты его миндалевидных глаз, абсолютно прямого носа и полных губ.

Джордж склонил голову, точно принц из романтического балета. Простолюдины всегда кланяются всем корпусом.

Я овладела собой и сдержанно протянула руку для крепкого делового пожатия.

Джордж Химинес поднес ее к губам, как настоящий европейский джентльмен, здороваясь с дамой, и едва ощутимо коснулся.

Пришлось ответить самой обезоруживающей улыбкой, на какую только способна Элизабет, с тщательно выверенной долей непосредственности.

— Senor Ximinez, mucho gusto, — произнесла я, приказав себе не говорить ничего лишнего. За обедом еще успею разузнать о Джордже. Или вместо этого следует позвонить Стивену? Откуда всплыли эти слова?.. «Ты уже нуждаешься в любви, — уговаривал меня чей-то голос… — И можешь полюбить Стивена… А он тебя… » Я на мгновение поддалась панике, испугалась — не дай Бог джентльмены догадаются, что происходит в моей душе, но они, похоже, ничего не заметили. Я невозмутимо подала руку следующему.

— Элизабет, — сказал Джордж Химинес, — рад представить вам, mi buen amigo, режиссера вашего будущего фильма, талантливого Жозе Алонсо.

Прекрасно. Всем известно, что Жозе гомик. Значит, ничто не угрожает моему душевному равновесию.

В этой официальной обстановке режиссер держался приветливо и просто; на нем была клетчатая рубашка с короткими рукавами.

— Знакомьтесь, Свен Янсен, — представил он спокойного, худощавого, весьма уважаемого шведского кинематографиста.

Знатоки киномира называли их половинками одной личности. Жозе был мозгом и душой этой пары, изобретателем блестящих новшеств, а Свен — расчетливым реализатором идей. Они везде появлялись вместе. Если они и были любовниками, то тут пахло нарциссизмом.

— А это — Пасо Кортасар, — представил Жозе молодого сценариста, недавно присоединившегося к ним в качестве протеже.

Я пришла сюда именно познакомиться с этой творческой бригадой. Сейчас мое внимание целиком принадлежало ей.

— Мы не первый год восхищаемся вашей работой, — по-испански начал Жозе; произнося слова медленно, чтобы было понятно. — На прошлой неделе мы посмотрели видеозаписи «Грусти» и «Эл Пекадо». Потрясающе.

— Muchas gracias, senores.

Удивительно, что он упомянул эти фильмы — мои ранние творческие удачи, потерпевшие коммерческое фиаско; сейчас найти их уже почти невозможно. Однако я всегда гордилась ими.

— Ciao, — бросил Джордж, направляясь к лифту. — Теперь я считаю себя вправе покинуть вас, творческих людей, как и обещал Элизабет.

Потрясающе, но стрелки на брюках Джорджа Химинеса при ходьбе абсолютно не сминались.