Цена империи. Выбор пути

— И так, Михаил Михайлович Поморцев, закончил Михайловское артиллерийское училище, а также геодезическое отделение Академии Генерального штаба. В данный момент, если не изменились события должен преподавать топографию и геодезию на временных курсах в Инженерной академии, а может уже перешел в Военно-Медицинскую академию, заведует обучением или ещё чем-то. Активно участвует в работе VII отдела РСХА, пардон ошибся, Русского технического общества, сиречь воздухоплавательного. Допустив эту оговорку, академик перестал заниматься пародиями и перешел на деловой тон. Собственно, ракетами он должен начать заниматься в начале следующего века и осенью 1907 года сумеет добиться дальности их полёта более семи вёрст. На секундочку, это почти 7500 метров, для сравнения снаряд Катюши летел всего на километр дальше. Однако, наши чинуши как всегда зарубили новое на корню. И где-то в 1910 или 1913 году, когда закроется Николаевский ракетный завод, все опыты с ракетами Поморцева прекратятся. А умер он в той истории в 1916 году. Официальный диагноз — тяжёлое состояние сердца, печени, почек. Но была еще одна версия, что это было отравление. Ибо если бы реализовали его изобретение кирзы, то поставщики кожи для солдатских сапог могли лишиться миллионных прибылей. В общем, нужно брать его под колпак и пускай начинает ракетами заниматься. А вот с Шпаковским всё одновременно проще и сложнее. Проще то, что он экспериментировал с реактивными торпедами и то, что это талантливый инженер и изобретатель, было бы не плохо привлечь его к работе над дизелем. Но, он непрактичный человек. Я случайно услышал разговор двух офицеров из минного класса, так они во всю материли морское министерство за то, что его, заслуженного полковника в отставке довели до нищеты и он за гроши ремонтирует физические приборы. И ведь мало чем можно ему помочь, ибо должен скоро умереть. Я помню сам в интернете статью читал, что после взрыва в минном классе и контузии получил кровоизлияние в мозг, а там и смерть в больнице для нищих.

— Стоп, — остановил я не на шутку разошедшегося академика, — Шпаковский говоришь? Взрыв в минном классе в Кронштадте? Погоди минутку. Порывшись в своей тетрадке, равной по объёму амбарной книге, в которую я для себя записывал свои указы и приказы, а также сведения о происшествиях, имеющих уровень чрезвычайных, к своему удовлетворению убедился, что склероз мне пока не грозит.

— Так не было никакого взрыва, — и не давая Академику, который уже возмущенно открыл рот, себя перебить, продолжил.

— После теракта в Зимнем, когда мне пришлось взять власть в свои руки, я приказал запретить любые эксперименты и испытания со взрывчаткой, кроме как на полигонах или стрельбищах. А поскольку нашлись доброхоты, кои объявили о причастности к этому злодеянию главы адмиралтейства генерал-адмирала ВК Константина Николаевича, то за моряками наблюдали особо пристально. И никто за прошедшее время не взял на себя смелость попытаться отменить сей запрет. Вот кстати сегодняшняя телеграмма от Александровского, он просит разрешить им при разработке торпед привлечь полковника в отставке Александра Ильича Шпаковского, да и Менделеев желает с ним поработать по нефтяным вопросам. Так что жив и здоров твой протеже, а материально ему поможем и незамедлительно, более он ни в чём нуждаться не будет. Такие люди, на вес золота, только на ближайшие лет семьдесят никаких реактивных торпед, во всяком случае — подводных.

Пока я всё это говорил, на лице академика выражение раздражение сменилось вначале растерянностью, а потом выражением искренней радости и какой-то детской беззащитности.

— А ты знаешь, Саша, — обратился он ко мне по истинному имени, — одна из причин, по которой я согласился участвовать в проекте по переносу сознания, было желание исправить несправедливость. Как не била меня жизнь, а в душе я остался этаким Дон Кихотом, спасибо тебе, ученик, порадовал старика.

— А моего шефа конкретно проняло, — подумал я. Всегда почитал его за прагматика и циника. Хотя, честно говоря, что-то у меня в глазах влага появилась. Нужно принимать срочные меры. Беру графинчик и наливаю нам обоим грамм по сто пятьдесят сосудорасширяющего. Чокнулись, выпили. Захотелось заполировать кофейком, так что бульотка пришлась кстати. Когда нервишки пришли в норму и эмоции немного улеглись, вернулись к ракетчикам.

— Что касается иностранных кадров, то есть один весьма перспективный вариант в Швеции, — барон Вильгельм Теодор Унге. Чем — то он напоминает генерала Шильдера. Тоже офицер, но не в таких больших чинах, инженер и талантливый изобретатель. Начинал свою карьеру в Военном институте, а сейчас служит в Генеральном штабе. В иной реальности тесно сотрудничал с Нобилем, имел совместные патенты. Первые образцы своих вращающихся ракет на баллистном порохе испытал в конце 90-х годов, дальность полёта до семи километров. Но далее его патенты выкупает Крупп, который благополучно их похоронил, опасаясь возможной конкуренции своим любимым пушкам.