Цена дружбы

– Девчонки, садимся пить чай! – скомандовала она, проходя в комнату. – Ой, как у вас вкусно пахнет, – почувствовав запах макарон с тушёнкой, воскликнула она.

– Я сварила макароны по-флотски, будете? – в ответ спросила Катя.

– С завтрашнего дня не ужинаю, – засмеялась Елена Владимировна. – Но так это ж завтра, а сегодня едим макароны, закусываем тортом! Накладывай, Катерина!

Через десять минут они втроём уплетали макароны, на десерт их ждал торт.

– Девчонки, как вам институт, однокурсники? – стала расспрашивать Елена Владимировна.

– Нормально, – уклончиво ответила Катя.

– Елена Владимировна, вот вы нам скажите, почему некоторые рождаются в городе, в хороших семьях, а таких, как мы, оставляют в роддомах? – неожиданно спросила Люба.

– Я вам, девчонки, вот что скажу, – немного помолчав, начала комендантша. – Это уж как я понимаю – прожила я на свете шестьдесят лет, кое-что повидала. Так вот, за некоторые заслуги родителей их детям Бог авансом даёт сразу некоторые блага. Но, повторяю, авансом, как бы в долг, который они должны оправдать своей дальнейшей жизнью. Не оправдают – всё заберут. А другим детям, ну, родители, которых особо не старались для них что-то хорошее сделать, авансом Бог ничего не даёт. Им, бедолагам, всего самим добиваться нужно. Вы, милые мои, ко вторым относитесь.

– Да уж, не повезло нам с родителями, – печально заключила Люба.

– Ничего, родные мои, я в вас верю, всё у вас будет хорошо!

– Елена Владимировна, а Люба стихи замечательные пишет. Люб, почитай, – обратилась к подруге Катя.

– Что, правда, что ли? – радостно всплеснула руками комендантша.

Люба достала свою тетрадку и начала читать. Она читала минут двадцать, Елена Владимировна даже расплакалась. Когда девушка закончила, комендантша, воскликнула:

– Родненькая ты моя, молодец! – и она обняла Любу. – Повезло тебе с родителями: смотри, какой подарок сделали! Только ты, милая, с умом своим талантом распорядись. Он тебе может славу и богатство принести, а может и горем обернуться.

– Как это? – почти одновременно спросили девушки.

– А вот так, милые, талант – он как вино, голову кружит, а с нетрезвой головой добру не бывать.

Тут Елене Владимировне позвонили, и она ушла. Так началась самостоятельная жизнь для двух детдомовских девчонок....

Глава 3

В один из дней группа, где учились девочки, осталась после занятий, чтобы избрать старосту. Мнение Любы и Кати никто не спрашивал, на собрании они сидели, составляя лишь кворум. Катя, обычно смелая и решительная, в институте почему-то терялась.

Старостой избрали красавицу Олю. Сокурсницы её считали таковой, хотя природные данные у неё были на много хуже, чем у Кати, но умение краситься и со вкусом подобранная одеждах делали её весьма привлекательной. Оля восприняла назначение, как давно решённый вопрос, и потому сразу стала командовать.

– Товарищи! – начала она. – Не расходимся, заполняем анкеты! Ректорат заводит на каждого досье, будет организована слежка, прослушка и другие шпионские штучки. Прошу отнестись ко всему без паники, с должным пониманием. Мы с вами теперь – собственность института, и он вправе поступать по-своему усмотрению. Бунтарей просят освободить помещения института.

Ольга упражнялась в ораторском искусстве, набирая очки перед группой. Раздав всем анкеты, вспомнила про Любу с Катей. К ним подошла в последнюю очередь и со словами:

– Дамы, – высокомерно вскинув голову, начала она. – Будьте так любезны, заполните эту, оскорбительную для ваших персон, бумагу, – и она, раскланявшись, положила перед девчонками анкеты.

Мальчишки ржали, как кони. И вдруг Катя ответила.

– Презренная! Ты как подаёшь прошение о твоём помиловании? Ноги целуй, ноги! Иначе тебя ждёт виселица!

Всё было сказано таким суровым, властным тоном, так правдоподобно Катя выставила вперёд ногу для поцелуя, что Ольга растерялась. Несколько минут в аудитории воцарилась гробовая тишина.

Первой очнулась Люба и стала хихикать. Опять заржали мальчишки. Но Ольге было явно не до смеха, похоже, она была оскорблена.

– Вольтер, «Королева Мария», – отчеканила Катя.

Резко развернувшись, Ольга отошла к подружкам. Они стали о чём-то шушукаться. А Катя и Люба тем временем заполнили анкеты и, положив их на парту перед Олей, вышли из аудитории. Лишь в коридоре, оглянувшись и убедившись, что они далеко отошли, Люба позволила себе сказать.

– Ну, ты, Катька, даёшь! Молодец! Здорово ты её!

– Да уж, она мне этого не простит!

– Ладно, не впервой, переживём.

С этого дня Ольга объявила войну Кате. Назавтра уже все в группе, похоже и на факультете, знали, что девчонки детдомовские. Катя постоянно ощущала на своей спине презрительные взгляды сокурсниц. До неё не раз доносились слова: “надо быть осторожней, все детдомовские не адекватные”, или “ну что вы хотите от девиц, чьи родители неизвестно кто – там, сброд всякий”. Девушку всё это больно ранило, но она не показывала вида, что к ним это как-то относится. Лишь подушка-подружка знала, как тяжело живётся девушке. В то же время, Катя не раз просила Любу не поддаваться на провокации.