Цена добра

В безумствующем мире этом,
Где град свинца уже давно
Расправился с медвяным цветом,
Тебя оплакивать грешно.
Ты в ранней роздыми весенней,
Душой спокойна и светла,
Легко, без страха и мучений,
В своей постели умерла.
Не я ль глаза тебе закрыла,
Прочла Коран – лицом к лицу —
И, как невесту, обрядила
Тебя к небесному венцу?

Давайте тех солдат оплачем,
Оставшихся без похорон,
Кто смерть нашел в бою горячем
И не был с миром погребен.
О, сколько в мире матерей
Платков не сбрасывают черных,
И вдовье горе все страшней…
Мать успокоилась в могиле,
И ты, Аллах, судящий нас,
Прости нам слезы, что пролили
Мы над усопшей в горький час.

Она одна на всю округу
Нам заменяла до конца
И бескорыстную подругу,
И милосердного отца.
Кого печаль поныне гложет,
Кто опустил в могилу мать,
Тот нас понять, наверно, сможет
И наши слезы оправдать.
А тем, кто, мать свою лелея,
Со страхом ждет разлуки с ней,
Скажу, их загодя жалея:
Не может часа быть черней.

Очень часто Аллах мне подсказывает, что надо спешить и тут, и там, сделать то и другое дело. Алхамдулилла, я успела сказать матери: «Прости!»

Хромая Хатун

Мне главный принцип четко ведом,
Всегда он в силе и везде:
Коль чьим-то радуешься бедам,
То сам окажешься в беде.
Коль ты другого оклевещешь,
Сам оклеветан будешь ты.

Фазу Алиева

«Существуют лишь два смертных греха: злость и эгоизм».

Р. Хаммерлинг

Все ее называли хромая Хатун. Она была маленькая, толстая и хромала, качаясь налево и направо. Лицо у нее было как у мадонны, жемчужным блеском сверкал лоб, глаза горели, будто в каждом из них навсегда поселилось солнце и никогда тучи к этим солнышкам не приближались. Увидев издалека идущего навстречу человека, она улыбалась, сверкая ровными белыми зубами; с каждым здоровалась первой. Казалось, что она никогда не думала о своем физическом недостатке. В ауле ее все любили и рассказывали о том, как мачеха безжалостно поступила с ней.

Мать ее умерла, когда ей был всего один год. Отец Хатун, Сай-пудин, был видный, красивый, трудолюбивый мужчина, потому этот вдовец стал желанным женихом многих девушек и женщин. Больше всех старалась соседка Калимат, у которой было три дочери на выданье. Они часто брали к себе маленькую Хатун. Стирали ее одежду, купали, кормили, и Хатун сильно привязалась к ним. Отец Хатун ровно год выполнял все мусульманские адаты, поставил жене надгробие из хорошего камня и решил жениться. Наблюдая, как дочка привязалась к семье Калимат, он решил жениться на ее старшей дочери – Сухайнат, которой было почти под тридцать.

Пока новоявленная жена не родила первого сына, она относилась к Хатун терпимо, при муже называла ее доченькой. А когда появился сын, детство Хатун кончилось: мачеха не выпускала ее из дома. Девочка стирала пеленки, качала колыбель, ухаживала за братишкой. Росла Хатун красивой, длинноногой девочкой, у нее было красивое лицо, черные блестящие волосы. Но мачеха не давала им подрасти – все время подрезала. Хатун была умная, тонкой души девочка: она все понимала и очень страдала; она реже стала смеяться, и все время перед ней сиял придуманный образ матери. Между тем Сухайнат родила и дочку – Джавгарат.

Хатун любили все, она не умела просто ходить – все бегала, порхала с кувшином у родника, с граблями или серпом в поле. Казалось, что она несла с собой радугу и раздавала всем ее цвета. А дочь Сухайнат была маленького роста и почему-то все время зевала; с людьми она говорила мало, а на лице всегда недовольное выражение, как будто все окружающие были ей чем-то обязаны, а она – никому и ничего.