Целый осколок.

Он вызвал слепок с памяти Леонардо. Герцог Локкский, неверный как шлюха и изворотливый как угорь союзник империи, вечно воюющий то с империей, то с Островным королевством за спорные земли. Вследствие этого и всюду нанимающий кампании с патентами и просто отряды наемников. Как его до сих пор не занулили империя с королевством – непонятно. Очевидно кому-то нужно такое, вечно конфликтное государственное недоразумение. Теплые берега – та самая спорная территория, где часть прибрежной полосы захвачена много лет назад Островным королевством.

В герцогстве Локкском три портовых города и три верфи, по одной в каждом городе. Две строят любые корабли, любому, кто делает заказ, но качество постройки чуть выше среднего. Одна верфь стоит наособицу – строят корабли только океанского класса. Вооружают эти корабли там же – свои литейные цеха, оружейный завод с многолетней историей и мастерами, зарекомендовавшими себя. Идеально? Возможно.

-Все что я слышу, ты говоришь верно и правильно, Жан Лоддо. Но ты не говоришь истины. Не говоришь правды. Теперь скажи мне Жан Лоддо, по прозвищу Локоток, честно и правдиво - зачем тебе это? Что ты от меня хочешь? Для чего ты с утра маячишь у меня за спиной?

Жан дернулся и замер на месте, вытянувшись в струну и продолжая тянуться дальше. Бруно не просто мгновенно возник за его спиной с кинжалом у горла, а давил лезвием под подбородок, заставляя Локотка вытягиваться и постепенно вставать на цыпочки.

-Бруно, ты ему голову не отрежешь?

-Не извольте беспокоиться, ваша милость. Если только побрею немного. Ему не помешает.

Чудно, чудно! Вот мы и шутим. Скоро совсем на людей станут похожи его Звери и не отличишь их ни с первого, ни со второго раза от простецов. А третьего раза не будет, так как невежливо столь нагло пялиться, можно и нарваться!

На остальных трех спутников Локотка он не оглядывался и лень было использовать Силу для контроля пространства за спиной – там Себастьян и пара младших зверей, рядом с ними Заря. Беспокоиться не о чем.

-Я слушаю тебя, Жан Локоток.

-Ваша… Милость… Знает меня?

-Бруно, помоги нашему новому другу правильно ответить.

Неуловимый глазом тычок двумя пальцами в поясницу. Локоток падает на землю, жадно глотая болезненно искривлённым ртом так желанный ему воздух. Нога Бруно с силой впечатывает, придавливает его к земле.

-На службу… Вашей милости! В лейтенанство ваше!

-Отпусти его, Бруно.

Локоток отдышался, потер поясницу, болезненно морщась и злобно оглядываясь на Бруно, отхаркался, встал чуть пошатываясь, склонился, изображая официальный поклон свободного просителя – обе руки на сложены на груди иксом, подбородок плотно прижат к груди:

-Примите на службу в ваше лейтенанство, ваша милость! Меня, Жана Лодда по прозвищу Локоток и соратников моих – Фрица Безносого, без второго имени, Пьера Ламакко, по прозвищу Три дырки, Прескотта Фитца, по прозвищу Фитиль. Клянусь Господом и святым Бесконечным Кругом, что нет за нами проступков пред богом и людьми. Нет не закрытых контрактов и в листах розыскных мы не значимся.

-Ну прямо агнцы божьи – чисты и непорочны как Дева Мария. Не дефлорированы еще ни разу, целки нетронутые. Небритые ангелы.

-Как кто, ваша милость? Чего мы?

Он коротко и сердясь сам на себя отмахнулся. Локоток понятливо замолк.

-И кто вы по ВУС? – да что же такое!

-Стрелки, пикинеры, арбалетчики? Кто вы? Ты и твои соратники?

-Я ваша милость, очень хороший револьвист! Равных мне еще поискать по империи – голос Локотка наполнился нотками самодовольства – Пьер – стрелок из трехствольной винтовали, оттуда и прозвище. Прескотт и Фриц младшие фейерверкеры с нагрудной бляхой подтверждения. За вашими мортирками как за своими женами глядеть будут! Не пожалеете, ваша милость!

-Заря! Пусть Себастьян приведет его … - он усмехнулся, глядя в лицо Локотку – Таких же невинных друзей. Я хочу посмотреть, какие ныне у небесных агнцев рожи. С рогами или без.

Встали они кривой шеренгой, по стойке «вольно», пузо вперед, ноги не вместе. Но по росту, руки за спиной, ладони сложены в «крест» на пояснице. Что-то и где-то из понятий армейской дисциплины в них вколотили. Возраст у всех от двадцати пяти – двадцати семи, не меньше, но и не больше тридцати пяти. Битые, тасканные, потасканные. Плохо выбритые и обросшие. Пахучие. Не вонючие нет, но с ощутимо веющим запахом старого пота. Одежда, вроде бы и чистая, не откровенное тряпье, но тем не менее видно, что это их единственная «шкура». Замены ей нет. У двоих на мятых и обрюзгших лицах розоватые пятна давно заживших подпалин. черные, намертво въевшиеся в кожу, точки от пороха. И желтеющий стоп-сигнал от больной печени. На их грудях на медной цепи медная же начищенная бляха вице-фейерверкера. Это Прескотт и Фриц. Пьер Ломакко стоит перекошенным на левую сторону, тяжеленая трехствольная пулевая винтоваль тянет его к земле. Взгляды как у битых псов. Настороженные, быстро полосующие всех и все вокруг – кто пнет, куда бежать, кого половчее прихватить клыками. Красавцы!