Целый осколок.

И что? Важен и значим только потребный от зверей функционал, а он Леонардо удовлетворял. Заставлять плыть как глиссер и куда-то бежать со скоростью ветра своих зверей он не планировал. И да, только с виду они самцы и самки низших. Леонардо не ломал и не правил своей волей свободное течение силы в трансформируемых телах. Если внутренняя сущность зверя желала выглядеть внешне мужчиной или женщиной, на самом деле вытворившись в нечто противоестественное и аномально странное, то и Сила с ней. Ему же их не на племя разводить и демонстрировать на выставках? А дуальность естества зверя, это нечто посильнее «Фауста» Гете – какой-то Фауст, какой-то Гете, кто или что это? – привычно забыть и отложить на дальнею полку памяти. Гораздо важнее то, что его звери уже покинули дом и город, еще ранним утром пересекли городскую стену и растворились в лесу, выполняя волю своего Повелителя.

В лесу растворилось пятнадцать зверей. Двое зверей – один самец и одна самка, исполняли другую его волю – сопровождали Сюззи и ее мать, Паккету, в городок Дижон. Не такой буйно цветущий и яркий летом как Нуэлл, но тоже со своими достоинствами – уютный, так же стоит на реке, в меру большой, чтобы новые жители не привлекли нездорового любопытства старожилов, в меру малый, чтобы в нем не потеряться в растерянности. Документы для бывшей семьи арбалетчика были настоящими, не изготовленными клейменным фармазоном-фальшивоментчиком, а заверенные бургомистром и выборным Главой Совета ратманов города Нуэлл. И для чего-то на них красовалась малая печать Наместника императора без его подтверждающей подписи. Никакого важного значения это не имело, но смотрелось внушительно и серьезно – печать переливалась на свету толченной стеклянной крошкой и лоснилась серебристой пудрой, подмешанной в фиолетовую краску. У Леонардо тоже было целых четыре комплекта документов. На него, на Слугу и на его Зверей.

Все зарегистрированные, индексированные, вписанные в реестры. И на них тоже была печать Наместника, но большая и уже с его подписью – благородному сословию невместно подтверждать свою личность только лишь подписями бургомистра, выборного Главы Совета ратманов и малой печатью.

И полновесные флорины были упакованы столбиками в вощённую бумагу, уложены в специальные пеналы, плотно набиты в поясные кошели. Остатки эликсиров, декоктов и ингредиентов перелиты в малые флаконы, разложены по деревянным коробам, спрятаны в дорожных сумках-баулах. На Розовых воротах сегодня дежурили обязанные чем-либо старшине Ночной гильдии Кребсу городские стражники, кавалькада барона Пампо, ленивой змеей уже выползала из ворот ограды его особняка, и они вскоре присоединяться к ней на углу улицы Тюльпанов и Зеленого крыжовника как временные спутники барона. Впрочем, того, что его опознают, Леонардо не опасался – постоянно поддерживаемая Вуаль теней надежно скрывала его… Гм-м, выдающийся облик. Да и мэйнд-трик никто не отменял. В общем, «Это не те дроиды, что вы ищете».

Если все заитоговать и обсуммировать, то все и вся было подготовлено, предусмотрено, продумано. Эта страница с рваными, замаранными и обрывистыми строками, кроваво-чернильными пятнами и не поставленными точками, зато переполненная знаками восклицания и двоеточия, ждала только перечёркивания и перелистывания. Рубикон перейден, жребий брошен, что тут думать – прыгать надо!

-Ну все! Посидели на дорожку и хватит!

Леонардо одним текучим движением встал, накинул на голову капюшон гардкорпа, монашеской туники, поправил нагрудную цепь баронета из плохого, нечистого серебра с разжиревшим вепрем на подвеске. Не совсем уместное одеяние для мирянина, но у благородных многое не как у людей. Да и санаторской «звездный» шелк туники, прошитый толстой золотой нитью вдоль швов рукавов и по дуге воротника как бы намекал – это каприз и причуда владетельного господина.

-По коням, господа домуазо! Прекрасные дамы – вперед!

Барон Пампо был обаятелен, смешлив, огромен пузом, мясист натренированными мышцами и издевательски медлителен. Он медлил везде и всюду, останавливаясь по любому поводу. Встревал в разговоры, перепалки, разборки буквально со всеми, не делая различие между благородными сэрами, владетельными господами, горожанами и говорящим скотом – пейзанами. Но с ними задержаться надолго у него не получалось – землееды бухались на колени, опускали голову и на все вопросы барона о прогнозах на урожай, их житье-бытье и их господине - милостив ли, гостеприимен ли, лишь нечленораздельно мычали или непочтительно немели. Барон махал на них рукой, оглядывался по сторонам, и не найдя новую жертву, возвращал своего коня к жеребцу Леонардо и легко продолжал прерванную беседу – с любого места, на любую тему пришедшею ему внезапно в голову. Одновременно он постоянно одергивал своего злобящегося коня, пытавшегося затеять драку с жеребцом Леонардо. Конь же Леонардо надменно игнорировал задиристое ничтожество – все понимают кого именно он везет и злая зависть жеребца барона естественна.