Целующие солнце

Я лениво пялился в потолок. В этом мире не было ни Артема, ни Толика с Катей, ни Брезентового. Здесь никто не заметил моего ложного бегства, никому не было дела до воображаемого северного городка. Лена обратилась призраком ложных воспоминаний. Реальность же оказалась изумрудного цвета, со скрипом пружин, мягкими тапочками, горьким воздухом, холодной мазью на коже и лекарствами в вену. А люди, которых я выдумал (и не только я, вот ведь память), они исчезли. Остались в темноте, на дне. Только потолок, в который можно пялиться до бесконечности… и пока смерть не разлучит нас.

Забавно прийти в себя и не понять, где ты и откуда. Забавно видеть овалы белых лампочек, пытаться схватить звезды, держать доктора за рукав халата, крепко держать, не отпускать, прикусить язык до крови, шептать что-то несвязное, но в тот момент обязательно глубокое, философское и такое важное. А потом забыть и оставить в голове темные пятнышки воспоминаний о чем-то важном, что непременно нужно было запомнить. Забавно в бессилии вспоминать, что важного, наверное, и не было, а просто мозг в истерике швырял случайные фразы, воспоминания, образы, будто избавлялся от ненужного мусора. Забавно играть со своей головой в непонятные игры.

И совсем, знаете ли, не забавно ощущать, как реальная жизнь, накинулась, словно дикая кошка, впилась острыми, как бритва, когтями в лицо, дыхнула острым запахом лекарств, окутала сизыми парами нестерпимой боли. Шевелятся занавески от потока времени, в котором я безнадежно захлебнулся.

Два дня назад безымянный доктор принес мне лист с ручкой и попросил перечислить имена и события, которые, по моему мнению, могли бы существовать и происходить в недавнем времени. Я очень старался, облизывал потрескавшиеся губы, от волнения потел и мял уголок листа. Безымянный доктор поглядывал на меня с плохо скрываемым интересом. Потом он взял лист и медленно, с некоторой даже торжественностью, начал вычеркивать имена и события одно за другим.

— Брезентовый. Артем. Толик. Катя, — перечислял он с интонацией неумолимого вершителя судеб, который использовал ручку вместо ножниц, укорачивающих серебряные нити судьбы. По сути, он убивал никогда не существующих людей. Вычеркивал их из моей памяти, — этих людей никогда не существовало.

— Но я же не выдумал их.

— Вы — нет, — говорил безымянный доктор, от которого пахло лосьоном для бритья, — вот, знакомое имя. Анна Николаевна заглянет к вам вечерком. Она составила список тех людей, с которыми вы общались в последнее время. Настоящих людей.

— А Лена?

Доктор качал головой, и взгляд у него был задумчивый.

— Вы написали про падение самолета. Сможете рассказать, как все было на самом деле? Про то, как вы падали.

В паузе, возникшей следом, мог бы уместиться океан тишины. Удивленной тишины. Растерянной.

— А я падал? Мне казалось, что это Лена…

— Вы, вы.

— А как же… город… рыбалка?..

Вот они — игры ложной памяти. Безымянный доктор сложил руки на коленях, наклонился ко мне, окутав запахом лосьона для бритья, и рассказал о том, что произошло на самом деле, в этой жизни, реальной, как крышка гроба, в которую равномерными ударами вбивали остро отточенные факты.

Неделю назад мы с Аленкой вылетели из Москвы в Казань, чтобы встретиться со Святославом Захаровым на съемочной площадке его нового фильма. Заходя на посадку в Казани, самолет неожиданно развалился на две части и загорелся прямо в воздухе. Из сорока семи пассажиров, включая экипаж, удалось спасти только двенадцать. Аленка погибла от удушья угарным газом. Я получил многочисленные ожоги.

— Мне кажется, когда был пик паники, ваш мозг просто вышвырнул вас, ваше, образно говоря «я» из головы, — говорил доктор.

(Аленка погибла от удушья угарным газом — думал я).

— Это естественная защитная реакция организма. Пока вам было больно и страшно, мозг создал для вас уютный мирок, насытил его реализмом и предложил вам пожить в нем некоторое время, — говорил доктор.

(Я снова ее потерял — думал я).

— Когда же боль отступила, вы вернулись обратно. Теперь главное выяснить границы ваших ложных воспоминаний, которыми мозг наполнил тот воображаемый мир, где вы пережидали беду, и очертить границы мира реального… — говорил доктор.

А я ничего уже не думал. Я падал вместе с Аленкой над ночным городом. Ледяной ветер срывал с тела остатки жара и рвал легкие. А город внизу растекся, словно светящийся кисель, и так не верилось, что совсем скоро мы упадем и разобьемся. Так хотелось лететь в бесконечности, раскинув руки, и просто наслаждаться полетом.

Такая нереальная реальность. Быль и сказка в одном флаконе, взболтать, но не смешивать.

Неужели я вернулся в реальный мир только для того, чтобы снова потерять любимого человека?