— Он ненавидел эту девицу. Она была потаскушка, а он ненавидел потаскух.
— Она знала о его чувствах? Майкл покачала головой:
— Всем казалось, что он от нее без ума. Но когда мы оставались с ним наедине, он говорил о ней ужасные вещи.
— Как далеко он зашел?
Майкл как-то беспомощно посмотрела на меня.
— О, он содержал ее. Не понимаю, зачем он это делал.. Он ведь не любил ее. Девушка, которая ему нравилась, оставила его, потому что он все вечера проводил с Бергой. Карл страшно расстроился, когда та девушка ушла от него. Однажды ночью я слышала, как он в своем кабинете с кем-то поссорился из-за Берги. Он был тогда в таком бешенстве, что, выйдя из кабинета, напился, но после этого он уже никогда не встречался с Бергой. С ней он тоже ссорился.
— Вам известно, что Карла допрашивала комиссия Конгресса?
— Да. Но это, кажется, не беспокоило его, пока... пока он не услышал, что Берга собирается выступить против него.
— Но об этом нигде не сообщалось.
— У Карла есть друзья в Вашингтоне, — просто сказала Майкл.
— А он никогда не беспокоился об этом?
— Нет.
— Вернемся еще назад, моя радость. К предвоенным временам. Припомните, был ли тогда какой-то момент, когда Карл был очень встревожен?
Она нахмурилась и сжала руки:
— Откуда вы знаете? Да, был такой момент.
— Поговорим об этом, только не будем спешить. Подумайте хорошенько. Что он делал?
На ее лице отразился панический страх.
— Я... ничего... Он почти не бывал дома. Он тогда вообще не разговаривал со мной. Когда он был дома, то в основном разговаривал по телефону с другими городами. Я хорошо это помню, потому что однажды пришел счет на тысячу долларов только за один месяц.
На лбу моем выступил пот, и я с трудом заставлял себя дышать ровно.
— А вы не могли бы найти этот счет? Меня интересует перечень городов, который к нему прилагался.
— Я... могу... Карл хранит все в своем сейфе. И я однажды видела комбинацию цифр на внутренней стороне дверцы.
Я написал на бумажке домашний адрес Пата.
— Найдите счет, а когда найдете, отнесите его туда. Я протянул ей листок, и она положила его в сумочку, предварительно прочитав адрес несколько раз, чтобы получше запомнить.
Пат получит это и начнет действовать; и ребята в голубых костюмах тоже. У них есть люда, время и возможности. За день они сделают то, на что мне потребовался бы целый год усилий. Я затушил сигарету, поправил пояс и встал.
— Всю оставшуюся жизнь вы будете ненавидеть себя за то, что вы сейчас сделали. И меня тоже. Но я могу показать вам голодных, грязных ребятишек, оставшихся сиротами, и вдов, годами не старше вас. Я покажу вам фотографии изуродованных тел и фотографии всех тех, кто поплатился жизнью за то, что оказался в самолете в тот момент, когда они проводили один из своих занятных опытов. А теперь, быть может, благодаря вам кто-то из обреченных останется в живых.
Несколько секунд лицо ее было совершенно равнодушным. Казалось, она вообще потеряла способность чувствовать. Остались только мысли. Я читал их в ее глазах.
Она вспоминала прошлое, снова и снова возвращаясь к тому, о чем она все это время прекрасно знала, но во что, ради собственного спокойствия, отказывалась верить. Потом лицо ее ожило. Она чуть приподняла брови и откинула со лба волосы.
— Я не возненавижу вас, Майк. Себя — может быть. — Она помолчала еще немного и проговорила:
— Они когда-нибудь убьют меня. — Это не был вопрос. — Те, кто останется... Они узнают обо всем... и они убьют меня. Но есть одна вещь, о которой они помнят всегда, — и вы тоже не забывайте. Они вовсе не такие всемогущие, какими себя мнят. — Она улыбнулась бледной улыбкой. — Майк...
Я взял ее за руку.
— Поцелуй меня еще раз.
Влажный блеск ее губ. Наши уста сближались, и я видел дрожащий кончик ее язычка между рядами белоснежных зубов. Секунда — и он рванулся вперед, встретив мои губы прежде, чем уста наши соединились.
Я поддерживал ее голову руками, и она сладко постанывала, впиваясь пальцами в ткань моего пиджака. Когда я выпустил ее, она вся дрожала и огненная страсть ее губ пылала теперь в ее глазах.
— Иди, Майк, — прошептала она.
И я ушел. Снова хлестал дождь. Я растворился в темноте и стал частью ночи, сырой и тревожной ночи, частью жизни этого огромного города. И вновь я отчетливо слышал, как он смеется надо мной, смеется низким, рокочущим смехом.
Я шагал по улицам города, а перед моими глазами вставал образ страшной организации, чьи щупальца протянулись по всему свету. Эта организация пожирала деньги, и сейчас одно из ее чудовищных щупалец хотело есть. Два миллиона, посланные ему на прокорм, не дошли. Точнее, дошли, но совсем в иное место и до сих пор находятся там. За это время цена их возросла вдвое, и тем сильнее те, кому они предназначались, хотят их получить. Этому чудовищу надо насытиться, чтобы выжить. Оно дерется за добычу со всей яростью голодного зверя.