Целуй меня страстно

— Ни в косм случае. Однако во время нашей разлуки ты усовершенствовалась.

Она загадочно улыбнулась. Она так держала свою сумочку, чтобы в любой момент выхватить из нее пистолет. Правда, это было заметно только профессионалу.

Я взял у нее ключ и открыл дверь. Она вошла в квартиру, оставив дверь открытой, и спросила:

— Выпьешь на дорогу, Тайгер?

— Охотно.

Она повернула выключатель, который, казалось, обслуживал всю квартиру. В разных концах комнаты загорелось несколько ламп, а из скрытого динамика послышались первые такты симфонии Брамса.

Она сбросила пальто на спинку кресла, положила на сиденье сумочку. подошла к бару и стала манипулировать стаканами и бутылками. Подав мне стакан, она отпила из своего и поставила его. Потом прошла в спальню, оставив дверь открытой.

Через минуту она вышла в голубом стеганом халате, под которым, я знал, — ничего не было. При каждом шаге полы халата открывали белизну ее ног, и высокий пояс поддерживал грудь, видневшуюся в глубоком вырезе. Я был разочарован. Нет. не внешностью Рондины — она была так же хороша, как и прежде, а тем, что она сочла меня простаком, способным клюнуть на ее старые уловки. Во всяком случае, она облегчила исполнение моего намерения.

— Прелестно, — сказал я. — Ты можешь заработать кучу денег, позируя для журналов.

Она улыбнулась.

— Спасибо. Ты допил?

— Я жду второго стакана.

— Сейчас.

Она не заметила, что я вылил первый, и подала мне еще. Я сделал глоток и подошел к окну. Ее квартира выходила окнами на Центральный парк, и с двенадцатого этажа был виден весь его громадный прямоугольник.

— Славная картинка, Рондина. Наверное, стоит не меньше тысячи в месяц. Если учесть твое жалованье в ООН, она тебе не по карману.

— У Меня есть рента, — сказала она. — Положение в ООН обязывает меня поддерживать определенный статус. И семья считает точно так же.

— У меня есть другое объяснение.

— Какое же?

Я повернулся и посмотрел на нес. Она стояла в центре комнаты, сознавая свою красоту.

— Согласен, у тебя есть свой доход, но его источником является не твоя семья, а враждебное нам правительство.

Она покачала головой.

— Допустим, ты сказала правду, но только наполовину. Возможно, деньги дают тебе Кейны, но только за то, что ты держишь их в руках, зная какую-то тайну. — Я торжествующе улыбнулся. — Остроумный шантаж — отличное алиби для денег.

Она снова побледнела.

— Через несколько дней я узнаю тайну твоей семьи, — продолжал я. — То, что смогла сделать ты, смогу и я. Я действую не один. Мне помогают парни, которые раскопают все что угодно.

— Тайгер…

— Что произошло с твоим братом и сестрой, которые якобы погибли во время войны? Может быть, нам даже так повезет, что мы отыщем темное пятно на гербе Кейнов.

— Дьявол!

Она швырнула в меня стакан. Он ударился о стену и разбился. Я пе шевельнулся.

— Они мертвы! Оставь мою семью в покое! — Ее голос прервался.

Я улыбнулся.

— Дорогая, — сказал я, — какая у тебя плохая память. Ты совсем забыла своего Тайгера. Неужели ты не помнишь, что я ничего не бросаю на полдороге. Я разузнаю все до конца и приму такое решение, которое погубит тебя. Я слишком сильно любил и потому теперь так сильно ненавижу. Вспомни, дорогая. Вспомни, о чем мы мечтали в конце войны. Иметь домик у моря и детей. Сколько детей ты хотела? Ах, да, четверых! Боже, как я был тогда счастлив… и как глуп. Я совершенно ослеп от любви… Я подарил тебе жизнь и забыл о деле, а потом ты выстрелила в меня. Любовь? Черт возьми, да ты не знаешь, что это такое.

Взгляд Рондины стал печальным. Она по-прежнему была великолепной актрисой.

Вдруг она спросила:

— Ты меня еще любишь, Тайгер?

Я ответил не раздумывая:

— Конечно, и никогда не перестану любить. Но это не помешает мне убить тебя. В душе у меня все перегорело.

— Ты действительно хочешь убить меня?

— Да. И сделаю это, как только узнаю о тебе все.

Симфония приблизилась к торжественному финалу. Наступил подходящий момент выполнить задуманное. Я уселся со стаканом в руке на ручку кресла и посмотрел На Рондину.

— Сними халат.

Она удивленно открыла глаза. Ее руки непроизвольно потянулись к вырезу и стянули его.

Я встал, и она стала медленно отступать, пока не оказалась около софы.

Я сделал несколько тагов к ней.

— В чем дело, моя радость? Разве я не видел тебя десятки раз обнаженной? Я знаю каждый сантиметр твоего тела, так что не разыгрывай недотрогу.

— Тайгер…

Дрожание ее губ было настолько естественным, что можно было поверить. не знай я Рондину.

— Сними. — сказал я, — или это сделать мне?

Она вцепилась в спинку софы. Вряд ли бы она испугалась больше, если бы я направил на нес пистолет.

— Прошу тебя, — сказала она. — Зачем…

Я усмехнулся.

— Ты решила, что я собираюсь тебя изнасиловать? Нет, я хочу только посмотреть, как далеко заходит твоя пластическая операция.

Прошло несколько секунд, прежде чем она решилась. Закусив губы, она отняла руки от спинки софы и стала нащупывать застежку пояса. Расстегнув ее. она одним движением сорвала с себя халат, отшвырнув его, — и встала, вызывающе глядя на меня, как трагическая героиня.